Жестокие страсти

На ее щеках вспыхнул алый румянец, а взглядом она попыталась прошить меня насквозь. Но я только улыбнулся.

— Только поэтому я спокойно впустил тебя в свой дом, — ответил ее отец. — Зная, что ты не клюнешь на ее авансы. Думаешь, я не вижу, как она перед тобой жопой крутит?

— Доверяешь, значит? — поднял я брови. — Неосторожно.

— Распустишь лапы — и тебя ничего не спасет, — отозвался Денис, глядя на меня очень серьезно.

Все-таки зря я его не грохнул.

Сандро и Лена

Лене повезло дважды.

Сначала она поступила на бюджетное отделение московского института. Поступила совершенно случайно, проскочив в последнюю закрывающуюся дверь: со следующего года число мест сокращали вдвое из-за низкого конкурса, в этом году было всего три человека на место, экзамен туда был устный, по литературе, а единственной нормальной учительницей в их крошечном городке была «русичка», преподававшая в том числе и литературу.

И билет достался невероятно удачный, по Эдгару По. Отец Лены очень любил «Ворона» и как напьется, все время его цитировал, и на русском, и на английском. Как подросла, Лена вышла в первый раз в интернет в местной библиотеке и первый ее запрос был про «Ворона».

Почему-то ей казалось, что в обстоятельствах жизни По или написания стихотворения она обязательно узнает причину пьянства отца и того, почему ее мать от него не ушла, а предпочла сбежать в долгую страшную болезнь, из которой она уже не выбралась.

Перечитав вдоль и поперек всю критику, она этого так и не поняла.

Но судьба подкинула ей "Ворона" совсем для других целей.

Повезло.

Второй раз ей повезло, когда она пришла устраиваться на работу на фудкорт большого торгового центра. На столбах висели объявления, что и точка с блинами, и с картошкой, и даже с суши всегда ищут работников, но девчонки говорили, что туда берут только тех, у кого есть опыт. И Лену бы не взяли, но как раз накануне в этом торговом центре нашли настоящую бомбу. Не муляж, не в шутку кто-то позвонил, а вот прямо полкило пластида грязно-белого цвета, ворох проводов и маленький передатчик.

Все, у кого была возможность, больше на работу туда не вышли. Прямо на следующее утро.

Менеджеры, сами бледные как смерть, носились по крошечным кухням с блинницами и печами для картошки и рвали на себе волосы — открываться надо было все равно.

Так Лену сразу взяли на работу, даже без стажировки. Кассу пока не доверили, но и с уборщицы быстро повысили до повара. Дел-то было — закладывать замороженные пироги в печь и доставать оттуда, как только сработает таймер.

Обещали через пару месяцев даже поднять зарплату. Лена посчитала и обрадовалась — если это будет действительно так, она сможет сразу снять угол в комнате в Подмосковье.

Пока же она жила у дальней родственницы, одинокой. Таких как она в родном городе Лены по привычке называли старыми девами. Или шлюхами.

Тут как повезет.

В большом городе не называли никак, тут это было обычным делом — ближе к сорока женщине не иметь ни ребенка, ни котенка, зато сразу трех любовников. Лена изо всех сил старалась не судить человека, который без вопросов выделил ей диван в гостиной, а фактически — целую комнату, потому что туда хозяйка не заходила, проводя время в своей спальне и на кухне.

Сложно представить, что могло быть еще лучше.

Лучше бывает только в романах в мягких обложках. Если бы все было как там, то Лена в первый же день, прямо в метро, когда тащила, обливаясь потом, огромную "челночную" сумку со всеми своими вещами, встретила бы молодого красивого миллионера, который влюбился бы в нее с первого взгляда и предложил выйти замуж.

Увы, именно в тот день ни один молодой красивый миллионер в метро не ехал.

Так что Лена, восемнадцатилетняя провинциалка в большом городе, студентка одного из гуманитарных вузов, работница предприятия быстрого питания, скромная девушка с надеждами на счастливое будущее, с оптимизмом смотрела в завтрашний день.

Он обещал быть светлым.

В уши ударил смех.

Лена поморщилась, но тут же изобразила улыбку. Она и так слишком сильно отличалась от своих однокурсниц, если еще и морду от них воротить, станет изгоем. Поэтому она все равно садилась поближе к "своей компании" и страдала от того, что их болтовня в перерывах между лекциями мешает ей заниматься.

— Я такая сделала несчастные глазки и говорю: "Дяденька, я же целочка еще, не губите!" — заржала Маринка.

— А он чо?

— Обложил меня матом и говорит: "Хули ты тогда соглашалась за натуру ехать?"

— А ты чо?

— А я такая: "Я же думала, вы картошку копать заставите!"

Девки совсем покатились, чуть не падая со столов.

Лена бледно улыбнулась.

У нее внутри все переворачивалось от тех отвратительных историй, что рассказывали ее одногруппницы.

Правы были у них в городе, что у московских никакого стыда нет. Ох, как правы. Здесь всем было восемнадцать-девятнадцать лет, но у них к этому возрасту было по два десятка мужчин. Причем считались только те, с кем секс был "по-настоящему".