Жестокий 2. Тебе не сбежать

– А ещё такой же наглой и невоспитанной, – закончил его папаша, и я окончательно поникла.

– Она будет наказана за то, что задержала тебя. Ваха, отведи Ирину в комнату.

Чего? Какую ещё Ирину? Этот придурок имя моё забыл? Или… Или назвал меня другим именем специально?

– Злата! Меня зовут Злата! – ору в лицо мужчине, пока Ваха грубо протаскивает меня мимо него. – Я – Злата! – знаю, что такая выходка даром мне не пройдёт. Имран с меня шкуру живьём сдерёт. Но я не хочу погибнуть в этом бандитском логове безымянной подстилкой. Не хочу! – Пошёл ты, Имран! Пошёл ты! Слышишь?! Пошёл ты, ублюдок! – я визжу и трепыхаюсь, пока Ваха тащит меня дальше по коридору, и с жалостью к себе замечаю, что отец Имрана уходит, а сынок спускается вниз по лестнице вслед за ним. В этот дом не приходят нормальные люди, помощи ждать неоткуда.

– Приятных сновидений! – зубоскалит Ваха, зашвыривая меня в комнату, и с садистской ухмылочкой захлопывает дверь.

Дура. Какая же непроходимая тупица… Нужно было бежать, как только обнаружила дверь открытой. Хотя бы попытаться. А вдруг удалось бы проскользнуть? Но тут же выглядываю в окно и убеждаюсь, что это всё пустые иллюзии, не имеющие ничего общего с реальностью. А реальность такова, что я здесь надолго.

Полчаса тянется, словно вечность. Я жду прихода Имрана и знаю, что он обязательно наведается… Чтобы открутить мне мою глупую, горячую голову. И зачем я так вспылила? Могла же молча пересидеть в комнате. А там, глядишь, меня перестали бы запирать.

Беспокойные мысли хаотично пляшут в голове, и я мечусь из угла в угол, лишь бы скоротать время и не сойти с ума, и даже начинаю успокаиваться. Но когда дверь распахивается, ударяясь о стену и отлетая от неё, я мгновенно забиваюсь в угол и прекращаю дышать, по-детски надеясь, что он не заметит меня или спутает со стеной.

Имран делает шаг вперёд, закрывает за собой дверь и медленно, но уверенно приближается ко мне.

– Ну что, соскучилась по мне? – его взгляд цепляет моё лицо, и пухлые, капризные губы искажает оскал. – Что ж ты такая дурная, а? Отчего у тебя такая жопа неспокойная? – снова этот его акцент. А мне страшно до одури. Весь запал я спустила ещё там, в коридоре, и теперь единственное желание – выпрыгнуть в окно. Я бы так и сделала, если бы не грёбаные тюремные решётки. – Что скажешь в своё оправдание, глупая ты баба, а? – он зол, как цепная псина. Вроде улыбается, но глаза молнии мечут, а мысленно уже, наверное, раз десять шею мне свернул.

– Пусть твоя обезьяна ручная оправдывается, а мне не за что голову пеплом посыпать. Он назвал меня подстилкой, а я не подстилка, ясно вам? Я… – Закончить мысль мне не даёт его ладонь, которой он затыкает мне рот и нависает сверху, склонив голову так низко, что я чувствую его дыхание на своём лице.

– Ты и есть подстилка. Моя подстилка. Шлюха моя. Моя вещь. Ты ничто и никто. Просто тёлка, которую я подложил под своего брата и собираюсь поиметь сам. Не более. Ты моя дырка.

Мразь… Какая же мразь. Ему доставляет удовольствие обижать меня.

И я не выдерживаю. Прыскаю истерическим смехом, а через секунду слёзы выжигают мне глаза, и становится больно в груди. Я опускаю голову и безвольно реву, содрогаясь и прижимая руку к желудку, который скручивает спазмами тошноты.

За что? За что эти подонки отыгрываются на мне? Откуда взялась такая страшная ненависть ко мне, ни разу не перешедшей дорогу на красный свет? Я никогда не нарушала закон, никогда не делала подлостей и гадостей. Я даже не сплетничала ни о ком. Никогда. Может, в этом всё дело? Может, я до этого времени жила как-то неправильно? Нужно быть сволочью и дрянью, чтобы тебя хоть немножечко уважали? Или что? Чем я заслужила такое отношение?

Мои молчаливые рыдания обрывает его рука, сильно схватившая меня за щеки. Саднящая скула вспыхивает от боли, но я упрямо смотрю в его чёрные глаза.

– Перестань, – хрипит тихо, а я прекращаю всхлипывать. Вместо слёз из меня начинают литься слова, обжигающие своей горечью горло.

– Почему я, Имран? Почему именно меня вы выбрали для всех этих пыток и унижений? Я была простой девчонкой. Осталась сиротой, совсем одна… Никуда не лезла, молча сносила все тяготы. У меня был муж, которого, как мне казалось, я любила. И думала, что он любит. А потом он отдал меня тебе за долги, как какую-то вещь. А ты и твой брат… Он же изнасиловал меня. Знаешь ли ты, что такое изнасилование? Это самое страшное преступление, которое можно совершить против женщины. А твои побои? Твои слова. О том, что я твоя дырка… Даже твой цепной пёс считает своим долгом унизить меня и обозвать сукой или подстилкой. Чем я заслужила такую жестокость, Имран?

Его пальцы на моих щеках сжимаются сильнее, а я всхлипываю, но уже не от обиды, а от боли физической.