Жестокий 3. Искупление

– Я не дам тебя в обиду, Сандра. Здесь, в США ты защищена от насилия. То, что было в прошлом – должно остаться там. А сейчас я хочу, чтобы ты знала, – он снова ловит моё лицо в свои ладони, силой поворачивает к себе. – Ты сделала это, потому что была вынуждена. Я знаю тебя. Знаю, что тебя заставили это сделать. И не смей себя обвинять. Иди ко мне, – он усаживает меня к себе на колени и, покачивая, словно ребёнка, целует. Целует щеки, губы, виски, лоб. Но в этих поцелуях нет сексуального подтекста, и я очень благодарна за это Марку.

Так и засыпаем, обнявшись на диване, в одежде и обуви. А ночью я вскакиваю от крика Дани. Он голоден и требует грудь в своей манере – громко и агрессивно. Сегодня особенно отчаянно. Будто чувствует конкурента в доме.

Эта мысль вызывает улыбку, и я не сразу замечаю, что Марк тоже проснулся и теперь стоит в дверях детской, наблюдая за тем, как я кормлю сына.

– Прости, – смущается, когда я замечаю его. – Я думал, что-то случилось. Он очень кричал.

– Он всегда так кричит, когда хочет есть, – улыбаюсь.

– Ясно… Тогда я пойду, включу какой-нибудь фильм.

– Да, я скоро.

Данька, услышав мужской голос, беспокойно сучит ножками, больно прикусывает сосок.

– Ну-ну, тише, властный ты мой собственник, – целую его в макушку, на что сын довольно агукает и принимается за еду.

ГЛАВА 4

Утро застаёт нас на диване. Мы во вчерашней одежде, в объятиях друг друга, сонные и смешные. Ночью смотрели какой-то совершенно дурацкий фильм, а потом вырубились. Дверь в детскую открыта, но сын так орёт, что я бы услышала его, даже находясь в соседнем штате.

Пока я кормлю и купаю Даню, Марк готовит нам завтрак и кофе. И это так мило, что у меня невольно слёзы наворачиваются. Вот бывают же мужики, а. Нормальные, без закидонов, без бешенства. Мне даже не верится, что это происходит со мной. Что я, наконец, встретила хорошего парня. И не просто хорошего. Идеального!

– Спасибо, это очень вкусно. Ты же вроде юрист, а готовишь, как настоящий повар, – лести в моих словах нет. Марк, оказывается, из тех людей, которые даже яичницу с беконом могут приготовить так вкусно, что начинаешь подозревать их в колдовстве.

– То, что я юрист совершенно не мешает мне учиться готовке. Как знал, что пригодится, – улыбается своей ослепительной белозубой улыбкой, и мне в этот момент кажется, что я смогу его полюбить. Пусть не сейчас, немного позже… Но я смогу.

О вчерашнем разговоре Марк не заикается. Вообще делает вид, что ничего не произошло. И не задаёт никаких вопросов, даже отдалённо подводящих к теме моего прошлого. Я же со своей стороны очень ему за это благодарна. Мне так легче, проще выбросить из головы всё, что мешает начать жить.

После завтрака Марк спешит на работу, а я, упав на диван, раскидываю руки в стороны и улыбаюсь. Впервые за долгие месяцы улыбаюсь искренне и радостно. Мне хорошо, меня не мучает моя паранойя и не хочется сидеть дома, как обычно. Мне хочется выйти на улицу, подставить лицо солнечным лучам и просто посидеть в парке.

– Ну что, мистер Дэниэл? Пойдём гулять? – подхватываю сынишку, поднимаю вверх, чему он безумно радуется, широко ухмыляясь беззубыми, розовыми дёснами. – Ты мой сладкий! Мой красивый мальчик! – глаза Даньки загораются восторгом, словно маленький прохиндей понимает, что я говорю. А когда начинаю его одевать на улицу и вовсе заходится смехом.

Гуляем долго, пока у меня не устают ноги, а малыш не засыпает в слинге под мои неспешные шаги. В парке сажусь на зелёную травку и, достав из сумки сэндвич, принимаюсь за еду. Но кусок вдруг застревает в горле, потому что я очень явственно ощущаю на себе чей-то взгляд. Взгляд, владельца которого не вижу, но чувствую – это нехороший человек. Мурашки по коже, зудящие, неприятные. Меня всю передёргивает и чувство комфорта тут же угасает. Что-то не так…

Я оглядываюсь вокруг, но так и не нахожу того, кто бы смотрел на меня. Мимо прогуливается какая-то парочка, неподалёку сидит ещё одна мамочка с двумя детьми. Несколько рабочих убирают мусор. В общем-то, ничего подозрительного, но мне до слепой паники хочется вернуться домой и снова закрыться на пять замков.

Я понимаю, что это глупо, что нет смысла снова прятаться и скрываться. Да просто не от кого! Если бы отец Имрана хотел меня отыскать, уже давно бы это сделал. Но паранойя растёт внутри, поднимает свою безобразную голову и мне не остаётся ничего другого, кроме как вернуться домой. Что ж, я хотя бы попыталась. Возможно, мне когда-нибудь удастся задушить этот проклятый страх. Но, увы, не сегодня.

Дома уютно, хорошо, спокойно. В своих стенах мне даже самые страшные враги кажутся уже не такими ужасными. И даже если Басаев однажды выберется из ада и вернётся, чтобы удавить меня, я смогу постоять за себя. Мой дом – моя крепость. Что-то вроде того, да.

Так я себя успокаиваю. На деле же, до сих пор чувствую тот взгляд. Что это? Новый симптом моего тревожного расстройства? Или, и правда, там кто-то был. Кто-то смотрел на меня, а может следил?