Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны

Движение Сопротивления в оккупированных странах по-разному оправдывало поведение своих соотечественниц. Например, их считали невежественными, бедными, даже умственно неполноценными, утверждали, что женщины были изнасилованы или спали с немцами ввиду экономической необходимости. Это, без сомнения, и служило оправданием для некоторых, однако недавние исследования показывают, что женщины, которые спали с немецкими солдатами, происходили из всех классов общества и занимали различное общественное положение.

В целом европейские женщины спали с немцами не потому, что их к этому принуждали, по причине отлучки собственных мужчин, материальной нужды или отсутствия продуктов питания. Они увидели в немецких солдатах образ сильного «рыцаря» и сочли его чрезвычайно привлекательным, особенно по сравнению с тем более слабым впечатлением, которое производили их соотечественники. В Дании, например, люди, проводившие во время войны опросы общественного мнения, были шокированы, обнаружив, что 51 % датских женщин открыто признали, что считают немецких мужчин более привлекательными, чем мужчины-соотечественники.

Такое положение нигде не ощущалась так остро, как во Франции. Для страны, где огромное – почти полностью мужское – присутствие немцев было противопоставлено отсутствию мужчин-французов, два миллиона которых находились в плену или работали в Германии, неудивительно то, что сама оккупация часто рассматривалась как сексуальный акт. Франция стала «шлюхой», отдавшейся Германии, а правительство Виши выступало в роли ее сутенера. Жан-Поль Сартр после войны заметил: «Даже коллаборационистская пресса была склонна изображать взаимоотношения Франции и Германии как союз, в котором Франция всегда играла роль женщины».

Даже те, кто еще испытывал патриотические чувства, были вынуждены ощутить чувство сексуального унижения. В 1942 г. Антуан де Сент-Экзюпери написал, что все французы заражены неизбежным ощущением того, что война наставила им рога, но они не должны позволять этому позору разрушить присущее им чувство патриотизма: «Разве муж ходит из дома в дом, плачась своим соседям, что его жена – проститутка? Разве так он может сохранить свою честь? Нет, потому что его жена – одно целое с его домом. Нет, потому что он не может противопоставлять свое достоинство ее достоинству. Пусть он вернется домой, к ней, и там выплеснет свой гнев. Так, я не буду отделять себя от поражения, которое, безусловно, часто будет унижать меня. Я часть Франции, а Франция – часть меня».

Такие чувства испытывали не только французские мужчины, но и их собратья во всех оккупированных странах. Будучи летчиком, сражавшимся от имени свободной Франции, Сент-Экзюпери, по крайней мере, делал что-то, чтобы помочь освободить свою страну. Для тех, кто сидел дома, не имея реального способа нанести ответный удар, перенести крах оказалось труднее.

Освобождение предоставило шанс кое-что исправить. Снова взяв в руки оружие и приняв участие во вторжении в свою собственную страну, французы получили возможность реабилитировать себя как в глазах женского населения, так и всего мира. Вероятно, это та самая причина, по которой Шарль де Голль стал таким значимым символом для французов во время войны. По контрасту со слабым режимом Виши де Голль никогда не предавал свой воинственный дух и упорно отказывался склониться перед чьей-либо волей, в том числе волей своих союзников. Речи, с которыми он выступал на Би-би-си, изобиловали энергичными ссылками на «сражающуюся Францию», «гордый, храбрый и великий французский народ», «военную силу Франции» и «военные способности нашего народа». В своей речи на совещании в Алжире, в преддверии высадки союзных войск в Нормандии (6 июня 1944 г. – Пер.), де Голль хвалился: «…действия наших великолепных войск… энтузиазм наших подразделений, готовящихся к великому сражению; дух экипажей наших кораблей; героизм наших доблестных воздушных эскадрилий; героев-мальчиков, которые сражаются в подполье без военной формы и почти без оружия, воодушевленные чистой воинской славой…»

Такие слова часто произносят полководцы, когда хотят воззвать к воинскому духу своих солдат. Но в данном случае они оправданны, поскольку резко контрастируют с пораженческим, «расслабленным» настроем, с которым режим Виши изображал военные надежды французов.