Жестокий маскарад

Уже пару секунд мои мысли как-то странно путаются, а тут ещё навалилась неожиданная слабость. «Неужели сердечный приступ от обилия впечатлений?» — успел я подумать, валясь на сиреневый ковёр и безуспешно пытаясь пошевелиться. Перед тем, как потерять сознание, вспоминаю, как уколол палец о замок папки. Илона предусмотрела всё. Или, скорее, Ан…

* * *

…вар.

Ни зги не видно. Судя по ощущениям, я полулежал в чём-то вроде стоматологического кресла и был так надёжно зафиксирован, что не мог пошевелить даже шеей. Здесь было затхло и пахло крысами. По всей видимости, это было одно из полуподвальных помещений под домом. Но мне обстановка внушала ужас: уж очень тут всё напоминало тюрьму Весёлой могилы — города Харбина. И я чуть не заорал от отчаяния, когда знакомый вкрадчивый голос из темноты начал задавать вопросы. Те же самые.

— Кто вы?

— Какое у вас звание?

— Как вас зовут?

Однако это всё же была не «Весёлая могила», и я знал, кто я и где. И чего хочет мой мучитель: я должен был попросту распасться, как личность — под тяжестью воспоминаний, вдруг воплотившихся в реальность. Но я уже успел взять себя в руки. И, главное, теперь мне нечего было скрывать.

— Строгов Дмитрий Владимирович, — ответил я, с трудом ворочая запёкшимися губами, — полковник Имперской службы безопасности в отставке. Писатель.

— Нет, неправда, — стал уверять голос, на сей раз по-китайски, и вдруг я понял то, что отметил ещё в харбинской тюрьме. Этот гортанный акцент, на каком бы языке он ни спрашивал. Эти знакомые интонации доброго друга-психиатра…

Анвар!

На секунду я решил, что действительно сошёл с ума: как мог Анвар допрашивать меня в китайском плену?! Запредельный бред. Хотя… После того, как Азербайджан вступил в войну на стороне США и огрёб тактическим ядерным оружием, а незаражённые территории оккупировала Армения, бывшие азербайджанские военные нанимались в войска всех государств мира. В том числе и военные психиатры — специальность, бурно развивавшаяся ещё с прошлого века. И почему бы Анвару, который служил тогда китайцам, не возненавидеть меня из-за того, что он не сумел меня сломить, не пробраться в Россию, не сойтись с Илоной ради того, чтобы добраться до меня… А может, я представлял для него какой-нибудь психологический казус и он рассчитывал прославиться, изучая меня? А может быть, просто получил такое задание от своих ханьских хозяев…

Но теперь выхода у него не было. Он больше не загонит меня в амнезию, и ему придётся меня убить. Сделать это проще простого — юридически я всё равно мёртв… Так что же он медлит? И даже пытается снова переломить меня:

— Завтра вас весь день будут бить бамбуковыми палками по пяткам, — говорил он, и в голосе его звучало фальшивое соболезнование, — а если и это не поможет, к вашему животу крепко привяжут стальной котелок, в котором будет сидеть злая голодная чёрная крыса. Уверяю, она очень быстро найдёт для себя выход на волю. Точнее, прогрызёт его…

Нашёл чем пугать мертвеца… Вдруг, словно вспышка — воспоминание: мы гуляем с Анваром по мраморной набережной Енисея. Она ещё не достроена, и мы забираемся куда-то далеко, где заросли чахлых ив и всякий строительный мусор. Говорим… Не помню, о чём. Он нагибается, чтобы завязать шнурок, и оказывается за моей спиной. Дальше всё обрывается.

— Что вам от меня нужно? — глухо спрашиваю я.

— Чтобы вы опять вспомнили, что вы никто, ничтожная личность с большими деньгами, вообразившая себя чем-то значительным.

В его мягком тоне прячется злость, которую ему уже очень трудно скрывать. Учили, учили и нас основам экстремальной психологии…

— А сам-то ты кто? — с лёгкой насмешкой спрашиваю я, не сомневаясь в ответе.

— Я — это ты, и у тебя не должно быть от меня тайн.

Ну конечно же…

— Нет, — отвечаю я, отчаянно вырываясь из своей персональной «весёлой могилы», — я — отделённый! И я тот, кто убьёт тебя, Анвар!

* * *

Чувствую сильный удар по голове, кажется, резиновой дубинкой. Но бить он явно не умеет — попал на два сантиметра выше, чем надо. Тем не менее, делаю вид, что потерял сознание. Думая, что вырубил меня, Анвар бросает в пространство:

— Ты всё слышала?

Ну конечно же, она слышала всё через включённый коммутатор.

— Да, — раздаётся голос женщины, называющей себя моей женой.

— И снова будешь настаивать, чтобы мы оставили его в живых? — в голосе Анвара слышится и насмешка, и даже как будто бы сочувствие к Илоне.

— Ты мне обещал… — а её голос, чуть измененный техникой, звучит обречённо.

— Все, что я обещал, я сделал, — отозвался Анвар. — И, как видишь, кончилось всё так, как я и предполагал. Он начал вспоминать. Может быть, даже уже вообще всё вспомнил. А что не вспомнил — о том догадался, когда рылся в твоём сейфе.

— Ты говорил, что если он не захочет вспоминать все те ужасы… — начала Илона, но Анвар не дал ей договорить:

— Я говорил, что есть такая вероятность! Понимаешь разницу? Вероятность, что он хочет забыть всё, что с ним было на войне, и особенно, забыть, что исписался, была. Но небольшая, и я тебя сразу об этом предупредил.