Жестокий принц

– Мне бы хотелось остаться. – Здесь все так чудесно. И Никасия просто сияет.

Не уверена, что все хорошо, но чувствую себя распрекрасно.

Все такие удивительные. Даже Кардан. Раньше он мне не нравился, а теперь я думаю, что вела себя глупо. Я широко и счастливо улыбаюсь ему, хотя он и не отвечает тем же.

Ничего, просто не надо принимать все на свой счет.

Ноггл отворачивается, бормоча что-то о генерале и глупостях, а еще о том, что принцам недолго носить голову на плечах. Кардан смотрит ему вслед, сжимая кулаки.

Несколько девушек рассаживаются вокруг меня на траве. Они смеются, и я смеюсь вместе с ними.

– Впервые вижу, как смертная пробует эльфийские фрукты, – говорит одна из них другой. – Она это запомнит?

– Если только кто-то не наложит чары забвения, – раздается у меня за спиной голос Локка, но не злой, как у Кардана, а приятный. Я поворачиваюсь к нему, и он трогает мое плечо. Какая теплая у него ладонь.

– Она не захочет, – смеется Никасия. – Ей бы еще кусочек яблока.

При воспоминании о яблоке рот наполняется слюной. Сколько их, блестящих и золотистых, валялось на тропинке по пути в школе. Кляну себя за глупость и жалею, что не остановилась, не подобрала.

– Так ее можно расспросить кое о чем? – интересуется Морагна. – О том, о чем спрашивать не принято? И она ответит? Не смутится?

– А с чего бы ей смущаться, если она среди друзей? – Никасия щурится, как кошка, которая только что съела сметану и готова подремать на солнышке.

– Кого из нас ты больше всего хотела бы поцеловать? – спрашивает Флоссфлауэр, придвигаясь поближе. До сих пор мы едва перебросились парой слов, и теперь я рада, что она хочет подружиться.

– Я бы хотела поцеловать вас всех. – Они покатываются со смеху, а я смотрю на звезды и улыбаюсь.

– Ты носишь слишком много одежды, – замечает Никасия и, глядя на мои юбки, неодобрительно качает головой. – И они уже испачкались. Их нужно снять.

А ведь правда, как это я не замечала, что платье такое тяжелое. Представляю себя совершенно голой в лунном свете, с серебристой, как листья над нами, кожей.

Я поднимаюсь. Все вокруг как будто немного скособочилось. Начинаю стягивать одежды.

– Ты права. – Меня охватывает радость. Платье соскальзывает и разливается под ногами мелкой лужицей. Белье на мне обычное, из мира людей – черный бюстгальтер и трусики в зеленый горошек.

Все смотрят на меня как-то странно, словно никогда такого белья не видели. А еще все вокруг сияет и блестит, так что, если смотреть долго, начинает болеть голова.

Какое мягкое у меня тело, как покачиваются груди, вот если бы не мозоли на руках… Под ногами теплая земля, мягкая трава щекочет голые подошвы.

– Я – красивая, да? – Мне интересно знать мнение Никасии.

– Нет, – отрезает она, бросая взгляд на Валериана, и поднимает что-то с земли. – Ты совсем не такая, как мы. – Слышать такое неприятно, но я не удивлена. Рядом с ними любая покажется бледной тенью, смазанным отражением отражения.

Валериан показывает на висящие у меня на шее бусы: высушенные красные ягоды, нанизанные на длинную серебряную цепочку.

– Это тоже надо снять.

Я заговорщически ему киваю.

– Ты прав, они мне больше ни к чему.

Никасия улыбается и протягивает руку с какой-то золотистой штукой. Присмотревшись, вижу, что это грязные, растоптанные остатки яблока.

– Давай оближи мне ладони. Ты ведь не против, да? Только сделай это, стоя на коленях.

По кружку одноклассников ветерком проносятся хихиканья и ахи. Они хотят, чтобы я сделала это. А я хочу, чтобы они были довольны и счастливы. Так же довольны и счастливы, как я. И меня снова манит и влечет вкус яблока. Ползу к Никасии и тут…

– Нет, – передо мной встает Кардан, и его звенящий голос звучит немного неровно. Другие расступаются, дают ему пройти. Он сбрасывает мягкий кожаный сапог и выставляет вперед бледную ногу. – Джуд подползет сюда и поцелует мою ногу. Она сказала, что хочет поцеловать нас всех. Как-никак ее принц все же я.

Снова смеюсь. Даже не знаю, почему я раньше не смеялась так часто. Все такое чудесное, такое удивительное.

Смотрю на Кардана и вижу – с ним что-то не так. В его глазах пламя гнева, желания и, может быть, даже стыда. Мгновением позже он моргает, и на лицо возвращается обычное выражение холодной самоуверенности.

– Ну? Побыстрее, – торопит он. – Поцелуй ногу и скажи, какой я великий и как ты мной восхищаешься.

– Хватит, – резко вмешивается Локк и, взяв меня за руку, поднимает на ноги. – Я отведу ее домой.

– Неужели? – Кардан вскидывает брови. – Только сейчас собрался? Интересное выбрал время. Любишь пробовать, да перебрать не хочешь.

– Мне не нравится, когда ты такой, – понизив голос, говорит Локк.

Кардан вытаскивает из лацкана булавку, изящную, тонкой работы вещицу в форме желудя с дубовым листком. В голове мелькает шальная мысль, что он отдаст булавку Локку, чтобы тот не забирал меня отсюда. План Локка представляется мне совершенно невозможным.

Потом Кардан берет меня за руку, и тепло его пальцев растекается по моей коже. Он укалывает булавкой мой большой палец, я ойкаю и сую палец в рот, ощущая языком металлический привкус крови.