Этот мужчина склоняется надо мной, смотрит прямо, не позволяя отвести взгляд, четко держит контакт — глаза в глаза. А потом вгрызается в мои губы. И как кислород по венам течет, жилы пронизывает, наполняет дыханием изнутри. Он легко взламывает и размыкает мои уста, втягивает мой язык в свой до одури горячий рот, обвивает своим языком, алчно обсасывает. Действует грубо, безжалостно, отбирает выбор. Ощущение, будто трахает меня так, насилует своим ненасытным ртом. Долго, жадно.
И вдруг на шальную нежность срывается. Подается вперед сильнее, проникает языком в мой рот, ласково скользит внутри, обводит. Издает странный звук, гулкий стон пополам с животным рычанием, словно довольный зверь урчит.
Я чувствую, как мой живот сводит тягучая судорога. Еще и еще. Марат тоже чувствует эти спазмы, ведь прижимается вздыбленным членом к лону, не проникает, подразнивает, выжидает, доводит до высшей точки исступления.
Он продолжает целовать меня, целиком и полностью подчиняя своей несгибаемой воле, и двигает бедрами вперед, трется громадным напряженным органом о мою чувствительную плоть. Одного небрежного мазка хватает, чтобы я взорвалась и рассыпалась каскадом жгучих ослепительных искр, взлетела до небес и вернулась обратно на грешную землю, простонала и выгнулась дугой под своим палачом.
— Ты всегда кончаешь от поцелуев? — хрипло спрашивает Марат, отрываясь от моих губ, толкается вперед, точно играючи.
Дикая судорога сводит мое тело. Впечатление, будто я вечность без секса страдала, настолько голодна.
Что он делает со мной? Что он…
— Это только ты, — роняю тихо.
— Я? — черные глаза душу вынимают.
— Ты так целуешь, — выпаливаю сдавленно. — Ты меня сводишь с ума. Ты никакого выбора не оставляешь. Берешь и берешь. И даже когда кажется, что уже нечего со мной такого сделать, нечего брать, все равно находишь новое, отбираешь.
— А может, ты просто потаскуха? — спрашивает насмешливо, без злобы, с заметной долей издевки. — Кто тебя потрогает, на того и течешь как последняя сука.
— Нет! — дергаюсь, пытаюсь выползти из-под него. — Ты же знаешь, это не так…
— Лежать, — приказывает холодно.
— Пусти, — требую. — От-пусти.
Упираюсь ладонями в его грудь, но пальцы отказываются подчиняться. От ощущения его гладкой упругой кожи, мое дыхание учащается. Стальные мышцы в момент напрягаются под моими руками.
Черт. То, как я сражаюсь с ним, точнее — пытаюсь сражаться, больше смахивает на ласку любовницы, а не на борьбу.
Марат смеется, и так же, с усмешкой раздвигает мои бедра шире, подхватывает под ягодицы и насаживает на свой гигантский задеревеневший кол.
Вскрикиваю. Что-то не так. Что-то изменилось. Однако что? Пока не могу понять.
Он огромен. По-прежнему. Разгорячен до предела. Тяжелые волосатые яйца вбиваются в промежность со звучным шлепком. Я четко ощущаю каждую вену. Буйную пульсацию затвердевшей плоти внутри. Жилистый орган безжалостно и беспощадно таранит меня.
— П-прошу, — всхлипываю, выдаю мольбы на автомате, сама не осознаю цели своих слов, умоляю о невозможном. — Н-нет.
Я говорю «нет», реагируя на отчаянные крики разума, но мое тело вопит гораздо громче, подается и отдается, каждой клеткой заявляет «да».
Марат затыкает мой рот поцелуем, овладевает мною медленно и размеренно, берет плоть размашистыми толчками, проникает до упора, не ведая никакого стеснения. Притягивает меня за ягодицы все ближе и ближе, мягко нанизывает на закостеневший от возбуждения член. Сдерживает похоть, усмиряет свой одержимый пыл, намеренно растягивает минуты наслаждения, доводя до грани.
Я отвечаю ему. Обвиваю ногами, свожу бедра плотнее, теснее, вжимаю в его мускулистые ноги. Мои ногти царапают широкие плечи. И в спину впиваются. Я изгибаюсь под ним как змея.
Мы становимся одним целым. На миг.
Пусть это только иллюзия. Безумие. Фантазия. Призрачный мираж. Сладкий самообман. Без разницы, не важно.
Я готова обмануться. Я согласна. Пусть так.
Марат вбивается вглубь особенно мощным толчком и кончает, изливается вязким горячим семенем внутрь меня, наполняет до отказа, помечает свою самку.
И тут осознание обдает разум кипучей волной. Буквально ошпаривает, заставляя с шумом втянуть воздух и рефлекторно дернуться.
— Ты… ты без презерватива? — спрашиваю судорожно. — П-почему? Т-ты…
Он ухмыляется. Обводит языком мою нижнюю губу, слегка прикусывает, тут же зализывает оставленный след.
— А что? — хмыкает. — Нельзя?
Я не знаю. Предохранение стало настолько привычным и традиционным ритуалом, что я даже значения этому не придавала. Марат постоянно использовал презервативы, никогда не проникал в меня без резиновой защиты. Мог потом сдернуть, кончить на лицо, на грудь или на живот, однако овладевал мною, не забывая о безопасности. Эти незаменимые изделия хранились у него повсюду: в душе, на тумбе у кровати, в автомобилях, в кармане пиджака, в брюках.
Прежде я использовала для предохранения таблетки, но за последние месяцы в моей жизни было больше секса, чем за всю прошлую жизнь, поэтому новый тип защиты неминуемо стал привычен.