Жестокий спрос

Из-за поворота выполз лесовоз и вдруг резко взял вправо. Там, пересекая машинную дорогу, проходила еще одна, санная, по которой возили на лошадях сено и другой раз проскакивали грузовики, потому что по ней до Касьяновки было намного ближе. Но дня два назад по саннику перестали ездить даже на лошадях — открылась промоина.

«Да он что, рехнулся!» — Григорий Фомич со всех ног кинулся к машине.

— Стой! Стой! Стой, кому говорят!

Но лучи фар скользнули мимо. Шофер его не видел и услышать из-за гула мотора тоже не мог. Лесовоз, помигивая красным глазком фонарика на полике, удалялся. Григорий Фомич, сбросив тяжелые охотничьи лыжи, бежал следом, кричал.

Вдруг раздался треск. Лесовоз, словно переломившись, нырнул передком в промоину. Бревно прицепа вздыбилось вверх, но под задними колесами, почти одновременно, лед с треском раздался, и они ухнули, выплеснув воду. Все скрылось в облаке белесого пара. Григорий Фомич испуганно остановился, но тут же еще быстрее кинулся к пролому, услышав, что у края кто-то тяжело барахтается. Это был шофер.

Он судорожно хватался руками за лед, мычал, выгибался, пытаясь выбраться из воды, а намокшая одежда и течение тянули его вниз. Григорий Фомич скинул ружье, отстегнул ремень и бросил его вперед.

— Лови! Держись крепче!

Но шофер его не слышал. Глубже уходил в воду. Шапка слетела с головы, крутнулась, исчезла подо льдом. Григорий Фомич на четвереньках подполз к самому краю пролома, успел ухватить шофера за волосы и потянул на себя. Чувствовал, как в намертво сжатой ладони что-то трещит. Шофер, а это был совсем молодой парень Колька Гуменников из бригады Семена Анисимовича, лежал без сознания, только мычал. Из глубоко разбитой щеки текла кровь. Одежду быстро схватило морозом. Раздумывать было некогда. Григорий Фомич взвалил Кольку себе на загорбок и двинулся, с трудом передвигая ноги, прямиком на Касьяновку. Он догадывался, куда и зачем ездил Колька. И еще страшно жалел, что на месте Кольки не оказался Семен Анисимович.

Еле дотащил свою тяжелую ношу до медпункта. Поднялся на крыльцо, открыл дверь, положил Кольку на кушетку в прихожей и сам тут же сел на пол. Даже стоять не было сил. Вокруг, стаскивая с Кольки замерзшую, твердую, как жесть, одежду, суетилась сторожиха. Скоро прибежала в валенках на босу ногу фельдшерица, следом за ней, заревев еще на крыльце, бестолково размахивая руками, ворвалась Колькина жена.

А Григорий Фомич по-прежнему сидел на полу, ни на кого не обращая внимания, и чуть не плакал. Не Кольку ему было жалко, а жалко было — он уже в это поверил, — что Корнешов и на этот раз выскочит из воды сухим.

Семен Анисимович, как только узнал о том, что случилось, оделся и ушел из дома, даже не сказав куда. Вернулся за полночь.

Машину утопили — дело нешуточное. В Касьяновку нагрянуло начальство из совхоза и человек из милиции. Сразу подступили с расспросами к Семену Анисимовичу.

Дело происходило в тесной конторке, где две железные печки были так натоплены, что впору брать веник и залезать на стол париться. Семен Анисимович скинул с себя полушубок, расстегнул воротник рубахи, но все равно тяжело отдыхивался и красное лицо было потным, как будто он, действительно, только что из бани. Взглянув на его лицо, на растерянные движения, можно было подумать, что человек очень расстроен и даже, может быть, болен, не зря же то и дело прикладывает ладонь к левой стороне груди.

Таким его все видели.

Но на самом деле он был не таким. На самом деле Семен Анисимович был холодно спокоен и думал быстро, решительно, стараясь не ошибиться. Он уже сделал все, что нужно, а вздохи и ахи предназначались посторонним, особенно незнакомому мужику из милиции с колючими, недоверчивыми глазами.

— Я тут, товарищи, конечно, виноват и вину свою спихивать ни на кого не собираюсь. Не обеспечил я контроля за машиной, на совесть шофера понадеялся, а он, видите, что делал — дрова возил продавать.

— А шофер, Николай Гуменников, говорит, что это вы его посылали? — вцепился в Семена Анисимовича колючими глазами мужик из милиции.

— Я? Ну уж, дорогой товарищ, от своих грехов не отказываюсь, но и чужие мне не нужны. Он теперь наговорит… только слушай.

— Гуменников показывает, что это может подтвердить вся, бригада.

— За людей я не буду толковать. Спросите у них, и пусть они вам скажут.

— А он дело говорит, — поддержал один из совхозных начальников. — Собрать их и спросить. Что тут неясного?

И в тот же вечер собрали бригаду. Как милицейский ни крутил, как ни вывертывал, десять мужиков, в один голос, твердили:

— Не было такого, чтобы Корнешов посылал дровами торговать. Сам Гуменников втихомолку ездил, а теперь свою вину хочет свалить.

Семен Анисимович слушал дружные одинаковые ответы и не жалел того времени, когда ночью обходил одного за другим своих рабочих. Вовремя догадался побеспокоиться.

Говорили, что милицейский ездил еще в алтайские деревни, выспрашивал, кто продавал дрова. Люди показали на Кольку. И шишки на суде тоже посыпались на него. Дали ему два года условно да еще деньги обязали платить за машину.