Жестокий век

Субэдэй-багатур и Джучи не успели сменить походной одежды. Они принесли в юрту дух степных трав, запах лошадиного пота. Воины, вошедшие следом, свалили к ногам хана подарки – лучшее, что было захвачено у врагов. Субэдэй-багатур виновато сказал:

– Меркиты не люди Алтан-хана, взять у них нечего.

Боорчу присел перед подарками, с пренебрежением перебрал мечи в побитых ножнах, луки в простых саадаках, железные шлемы, большие чаши из белой глины, покрытые прозрачной глазурью.

– Когда я был маленьким, моя бабушка говорила мне: «Идешь по дороге – подбирай все, что унести в силах, а дома и выбросить можно».

Хан нахмурился. Боорчу принижает вес победы Субэдэй-багатура. Он был против этого похода. Другого ждать от него не приходится. Боорчу все еще водит дружбу с отстраненным от дел Джэлмэ. А тот не образумился, стоит на своем: война не приносит счастья.

– Боорчу, скажи, в чем самая высокая радость для истинного мужа?

Боорчу задумался, а хан смотрел на него. Они ровесники. Но косы на висках Боорчу туги и шелковисты, как в прежние годы, в круглой мягкой бороде, в редких усах ни единого седого волоса. Почему? Может, седина признак не старости, но зрелости ума?

– Ну, Боорчу… – поторопил он его.

– По-моему, самая высокая радость – сесть на быстрого коня, спустить ловчего сокола и мчаться за ним, подбирая сбитых птиц…

– И все? Остыло твое сердце, Боорчу! Это радость маленькая. Самая большая радость в другом. Она в том, чтобы пригнуть к земле врага, захватить все, что у него есть, заставить его женщин рыдать и обливаться слезами, в том, чтобы сесть на его откормленного коня и превратить животы его любимых жен в постель для отдыха. Вот… Ты говоришь: добыча так худа, что не стоило ее брать. Разве борец выходит на круг и напрягает свое тело только ради награды? Свалить всех, оставаясь на ногах, стать сильнейшим среди сильных – вот что движет борцом. А доблесть воина выше доблести борца, и радость его больше.

По всему было видно, Боорчу не согласен. Но спорить с ним он был не намерен, повернулся к Субэдэй-багатуру и сыну, заставил их рассказывать о походе. Субэдэй-багатур, как всегда, был немногословен:

– Ну, догнали… Разбили… Возвращаемся назад – нас догоняет войско. Сразились…

Это для него было новостью.

– Какое войско? Рассказывай ты, Джучи.

– Хорезмшаха Мухаммеда. Владетеля сартаулов.

– Позовите сюда сартаула Махмуда. Рассказывай, Джучи.

Он часто перебивал сына вопросами. Ему хотелось знать о владетеле сартаулов как можно больше. И какой он из себя, и как одеты его воины, какое у них оружие, как они сражаются. То, что Джучи сам поехал на переговоры, рассердило его.

– Это глупость! Тебя могли убить.

– Убить могли и другого, отец.

– Но ты – мой сын. Этот Мухаммед потом бы везде хвастал, что он снял голову сыну самого Чингисхана. Я недоволен тобой, Джучи. И тобой, Субэдэй-багатур.

– В любом сражении я и другие твои сыновья рискуем головой, – упрямо возразил Джучи.

– Пасть в сражении и отдать свою голову просто так, даром, – разница. Не умничай, Джучи, а слушай, что тебе говорю я. Кто мнит, что понимает больше старших, тот ничего не понимает.

Сын замолчал.

В юрту вошел Махмуд Хорезми. Этот человек, до глаз заросший бородой, со своим караваном проникал повсюду, выведывал все, что хотел знать хан. Под его началом немало мусульман, и все служили хану верно. Правда, и награда за службу была подходящая… Махмуд, кланяясь и оглаживая бороду, начал было сыпать пышное пустословие приветствий (до чего любят всякие сверкающие слова эти сартаулы!), но он прервал его:

– Ты из Хорезма?

– Твой ничтожный раб родился там.

– Кто у вас владетель?

– Хорезмшах Мухаммед, да продлит Аллах его… э-э… – Купец запнулся, глаза его с синеватыми белками засмеялись. – Да будет ему во всем неудача!

– Что это за владетель? Не вздумай принижать его, чтобы я возвысился в своих глазах. Говори правду.

– Великий хан, владения хорезмшаха обширны и богаты, войско храброе и многочисленное.

– Сколько же у вас воинов?

– Мне трудно сказать. Но, думаю, хорезмшах может выставить не менее тридцати – сорока туменов.

– Ого! Не прибавляешь?

– Для чего? Я служу тебе, великий хан.

– Крепок ли, един ли его улус?

– Нет, великий хан.

– Почему?

– Большинство владетелей разных султанов, эмиров хорезмшах покорил в последние годы…

– Я тоже подвел под свою руку многие племена и народы недавно. Ты хочешь сказать, у нас с ними все одинаковое?

– Может быть, в чем-то и одинаковое. Мне судить об этом трудно. Я давно не был на родине.

– Скажи: если все одинаковое, почему ты здесь?

– Великий хан, в твоих руках дороги для купеческих караванов, идущих на восток. Чем будешь сильнее ты, тем безопаснее дороги, тем больше прибыль у купцов. Ты, великий хан, надежда всех, кто торгует или хочет торговать в твоих куренях, в городах и селениях тангутов, китайцев…

– Думаю, ты говоришь правду. Ну, иди. Я позову тебя позднее.

Он проводил взглядом купца, долго молчал. Весть о хорезмшахе меняла все его замыслы.