Мне тут же бросилась в глаза фотография улыбающегося Фрэнка Донахью. Рядом была помещена статья под заголовком «УБИЙСТВО НАЧАЛЬНИКА ТЮРЬМЫ». Ниже была еще одна статья с фотографией другого государственного чиновника – с моей. В этой статье в основном речь шла о пулях, извлеченных из тел Хита и Сьюзан, о том, что они были выпущены из одного оружия, и о том, что оба убийства странным образом были связаны со мной. Помимо намеков, опубликованных в «Вашингтон пост», здесь было и кое-что похлеще.
Не веря своим глазам, я прочла о том, что в доме Сьюзан Стори полиция обнаружила конверт с деньгами, на котором были мои отпечатки пальцев. Я проявила «неожиданный интерес» к делу Эдди Хита, явившись незадолго до его смерти в больницу округа Энрико, чтобы осмотреть его раны. Потом я проводила его вскрытие, и именно тогда Сьюзан отказалась стать свидетельницей по его делу и якобы убежала из морга. Когда она менее двух недель спустя была найдена убитой, я появилась на месте происшествия, затем неожиданно отправилась к ее родителям задавать вопросы и настояла на своем присутствии во время аутопсии.
Статья не приписывала мне откровенного злодейства и не указывала его возможных мотивов, но содержавшиеся в ней намеки на мою причастность к делу Сьюзан были одновременно ошарашивающими и вызывающими. У меня могли быть серьезные недочеты в работе. Я забыла взять отпечатки Ронни Джо Уоддела, когда его тело после казни поступило в морг. Недавно я оставила тело убитой жертвы посреди коридора буквально напротив лифта, которым пользовались многочисленные сотрудники, работавшие в том же здании, тем самым ставя под сомнение ряд улик. Я держалась отчужденно со своими коллегами и порой вела себя непредсказуемо. Изменения моей личности увязывались со смертью моего любовника Марка Джеймса. Возможно, Сьюзан, изо дня в день работавшая бок о бок со мной, знала нечто такое, что могло отрицательно сказаться на моей профессиональной карьере. Возможно, я платила ей за молчание.
– Мои отпечатки пальцев? – воскликнула я, стоило Марино появиться у меня в дверях. – Что это за чертовщина с принадлежащими мне отпечатками пальцев?
– Погодите, док.
– По-моему, на этот раз можно уже и в суд подавать. Все зашло слишком далеко.
– Я не думаю, что вам сейчас захочется куда-то подавать.
Вынимая свои сигареты, он шел за мной на кухню, где на столе была разложена вечерняя газета.
– За всем этим стоит Бен Стивенс.
– Док, мне кажется, вам будет интересно послушать то, что я вам скажу.
– Наверняка это он рассказал про пули...
– Черт возьми, док, да послушайте же наконец.
Я села.
– Мне тоже припекает, – начал он. – Я занимаюсь этими делами с вами, и тут вдруг вы становитесь их составной частью. Да, мы действительно нашли в доме Сьюзан конверт. Он оказался в ящике комода под какой-то одеждой. В нем лежали три стодолларовые бумажки. Вэндер пропустил их через свою систему и обнаружил несколько отпечатков. Два из них – ваши. Ваши отпечатки, как и мои, и многих других следователей, находятся в АСИОП для исключительных случаев, например, если мы вдруг оставим свои отпечатки там, где было совершено преступление.
– Я не оставляла отпечатков на местах преступлений. Этому есть логичное объяснение. Должно быть. Может, я бралась за этот конверт где-то в офисе или в морге, и Сьюзан взяла его домой.
– Это явно не служебный конверт, – возразил Марино. – Он в два раза больше обычного и сделан из плотной глянцевой черной бумаги. На нем ничего не написано.
Я посмотрела на него, и в этот момент меня осенило.
– В нем лежал шарфик, который я ей подарила.
– Что за шарфик?
– Моим рождественским подарком Сьюзан был красный шелковый шарфик, купленный мною в Сан-Франциско. По вашему описанию этот конверт похож на тот, в котором он лежал, – черный, из картона или плотной глянцевой бумаги. Он закрывался маленькой золотой пуговкой. Я сама заворачивала подарок. Разумеется, на нем остались мои отпечатки.
– А триста долларов? – спросил Марино, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Про деньги я ничего не знаю.
– Я спрашиваю, почему в том конверте, что вы ей дали, оказались деньги?
– Может быть, она просто куда-то хотела их убрать. Под рукой оказался конверт. Возможно, ей не хотелось его выбрасывать. Не знаю. Не могла же я следить за тем, что она сделает с моим подарком.
– Кто-нибудь видел, как вы дарили ей шарфик? – спросил он.
– Нет. Ее мужа не было дома, когда она распечатала мой конверт.
– Да, он говорит, что не знает ни о каком подарке от вас, кроме розовой пойнсеттии. Он говорит, Сьюзан никак не обмолвилась о том, что вы дарили ей какой-то шарфик.
– Господи, Марино, этот шарфик был на ней в момент убийства.
– Это не объясняет того, откуда он взялся.
– По-моему, вы уже готовы выдвинуть против меня обвинение, – взорвалась я.
– Я ни в чем вас не обвиняю. Вы что, не понимаете? Без этого никуда не денешься. Или вы предпочитаете, чтобы я сейчас здесь с вами полюбезничал, похлопал вас дружески по руке, а потом бы сюда ввалился какой-нибудь другой полицейский и стал напирать с расспросами?