Жестокое милосердие

А сама думаю: лишь потому, что аббатисе подобное в голову не пришло!

ГЛАВА 22

Дюваль самолично доставляет меня домой. Будто бы он просто не желает, чтобы я заблудилась дорогой, но меня-то не проведешь! Он просто хочет увериться, что я не развернусь и окольными путями не проберусь назад во дворец. Когда, проводив меня, он уходит обратно, я думаю, не последовать ли, но отметаю эту идею. Два раза — это уже перебор, причем бесполезный, ведь примерно этого он от меня и ждет. Кроме того, очень неохота снова повстречаться с мадам Иверн. Я ощущаю ее лицемерную заботу, точно яд, впрыснутый мне в кровь. Интересно, как воспринял бы Дюваль ее смерть от моей руки, ибо именно это мне сейчас больше всего хочется сделать? Может, он еще спасибо скажет?

Войдя к себе в комнату, я обнаруживаю там Луизу, занятую распаковкой моих наконец-то прибывших вещей. Пожилая женщина оглядывается на меня, и я вижу румянец у нее на щеках.

— О, моя юная госпожа! Сколько у тебя всяких очаровательных вещиц!

И в самом деле, комната буквально завалена нарядными платьями. Вот это да! Похоже, ради меня монастырь опустошил сокровищницу сестры Беатриз. Чего тут только нет: и бархат, и парча, и невесомые шелка. А какие цвета! Темно-синий, изумрудно-зеленый, пурпурно-красный.

Некий звук, раздавшийся от порога, заставляет меня обернуться. Входит Агнез. Она несет на вытянутой руке большую плетеную клетку. Внутри сидит крупная ворона самого злодейского вида.

— Прислали вместе с вашими чемоданами, госпожа, — объясняет Луиза. — Мы было отнесли ее на конюшню, но она сразу перепугала всех лошадей, и конюх велел ее убрать. Это… твоя домашняя любимица, госпожа?

— В некотором роде. Поставь клетку у окна, — велю я Агнез.

Она опускает клетку на пол. Ворона издает мерзкий вопль и пытается ухватить ее за палец. Пискнув, девушка поспешно отскакивает и едва не падает.

— Что за поведение, — выговаривает ей Луиза, хотя Агнез ничем не провинилась.

Агнез уходит, пугливо косясь на ворону. Луиза неодобрительно качает головой.

— Тебе помочь переодеться? — спрашивает она. Я недоуменно смотрю на нее, и она поясняет: — Ну, перед тем, как отправишься вечером ко двору?

— Быть может, через часок, — говорю я. — Спасибо.

У двери она медлит:

— Ах да, чуть не забыла. Еще с чемоданами прибыли два письма, они вон там, на столе. И самый маленький чемодан так и стоит запертый, к нему не передали ключа. Хочешь, я лакея пришлю, чтобы он крышку сломал?

Я отвечаю:

— Дай я сперва письма прочту, там видно будет.

— Как скажешь, юная госпожа.

Она кланяется и уходит, оставляя меня наедине со злонравной вороной, которая все это время мощным клювом пытается разворотить клетку.

Я спешу к столу и хватаю письмо. Почерк матушки настоятельницы нетрудно узнать, но я перво-наперво переворачиваю конверт и проверяю печать. Аннит владеет множеством способов вскрывать и восстанавливать печати; она выучила меня определять, читал ли письмо кто посторонний. Я сразу убеждаюсь, что печать пребывает в неприкосновенности. Черный воск, которым всегда пользуется монастырь, чуть заметно пахнет солодкой и корицей. Я не вижу ни трещин, ни подозрительных нижних слоев, которые появляются, если письмо вскрывали. Удовлетворившись, я срываю печать: вдруг там указание, кого следует покарать? Я при дворе без году неделя, а сколько глоток мне уже хочется перерезать!

Дражайшая наша дочь!

Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии. Ты, наверное, уже осваиваешься при дворе, и я уповаю, что наше монастырское обучение служит тебе добром.

Сестра Вереда каждый день мечет кости в огонь, испрашивая вразумления свыше, но видений у нее пока не было. Как только это случится, я тебя немедленно извещу. Впрочем, если твое око и сердце будут открыты Ему, Он, несомненно, сумеет направить твою руку и без нас.

Помни также, что ты — наши глаза и уши при дворе герцогини. Сообщай мне обо всем, что тебе удастся узнать, не пренебрегая никакой мелочью.

В дополнение к драгоценностям и нарядам мы посылаем тебе небольшой сундучок с принадлежностями, которых может потребовать твое служение Мортейну. Ключ — у Вэнтс.

Во имя Мортейна,

твоя настоятельница, Этьенна де Фруассар.