Жестокое море

На носу лодки взметнулись ярко-красные вспышки, над ними встали ядовитые грибки разрывов. Когда "Компас роуз", сильно накренившись на борт, вновь развернулся на 180 градусов, заговорили с невероятным треском пулеметы мостика. Лодка слегка осела. Из ее рубки один за другим вылезали матросы. Они бросались вперед, спотыкались на неровной палубе, что-то кричали в их сторону с поднятыми руками над головой. Но один, очевидно самый большой негодяй из них, открыл огонь из легкого пулемета, установленного в рубке. Очередь прошла по центру "Компас роуз", но пулемет сразу умолк, а стрелок свесился, раскинув руки, через поручни. Немецкие матросы падали и прыгали за борт, потому что снаряды "Компас роуз" продолжали наносить удары. Мокрая палуба обагрилась кровью. Она стекала в шпигаты, окрашивая отвратительно-серый корпус в приятный красноватый цвет. Лодка заскользила под воду кормой вперед. Корма исчезла в потоках нефти, среди воздушных пузырей и облаков дыма. Из рубки наполовину вылез матрос, выбросив за борт резиновый мешок. Ему никак не удавалось вылезти — убитый стрелок загородил спасительный люк. Лодка исчезла под водой до того, как он сумел расчистить себе путь. Последний разрыв поднял каскад водяных брызг, смешанных с нефтью. Стало тихо.

— Прекратить огонь! — приказал Эриксон. Море сомкнулось на месте взрыва, поверхность воды разгладилась под пленкой соляра. — Стоп машина. Приготовьте сети.

Прекрасный спектакль окончился…

Для одного из команды «Компас роуз" он окончился чуть раньше. Молодой матрос славного расчета двухфунтовки был прошит очередью пулеметчика с подлодки. Остатки команды подлодки плыли к "Компас роуз" в надежде на спасение. Напуганные и обессиленные, они звали на помощь. Матросы стали иронически подбадривать немцев.

— Вот такие потерпевшие мне нравятся, — неожиданно сказал Морель, ни к кому не обращаясь. — Они все это сами придумали. Посмотрим теперь, что они будут делать.

А делали они то же самое, что и все потерпевшие. Одни взывали о помощи. Другие в полном молчании плыли к своим спасителям. Третьи тонули. Один из них мог запросто испортить все дело спасения своим товарищам. Он сильными взмахами подплыл к висящей на борту сети, поднял голову и крикнул, вскинув правую руку: "Хайль Гитлер!" Матросы на борту "Компас роуз" тут же гневно взревели, сразу потеряв всякую охоту вытаскивать немцев на борт. — Вот наглые ублюдки, — угрюмо сказал торпедист Уэнкрайт. ~ Нужно их там и оставить. Пусть помокнут.

Локкарт, руководивший спасательными работами, тоже почувствовал сильный гнев. Ему захотелось, чтобы капитан скомандовал "Полный вперед" и немцы остались плескаться в море, пока не утонут.

— Поторопитесь! — крикнул он, притворившись, что не замечает общего настроения матросов. — Мы не можем возиться здесь целый день!

Пловцы по одному были выловлены из воды. Крикуна подняли последним. Торнбридж, человек не из легких, так наступил ему на босую ногу, что немец закричал совсем другим голосом.

— А ну заткнись! — с проговорил Локкарт. — Постройте их! — добавил он, обращаясь к Торнбриджу.

Тот согнал пленных в неровный строй. Их было четырнадцать. Пятнадцатый лежал у ног. Экипаж сгрудился вокруг пленных. Немцы выглядели невзрачно. С них стекала вода, а лица вдруг стали безразличными, словно у плохих комиков, которым только что удалось проскочить еще один акт водевиля без тухлых яиц и гнилых помидоров от публики. Далеко не герои. Без корабля они и на людей-то не стали похожи. Команда «Компас роуз» с разочарованием глядела на тех, кого сначала победили, а потом спасли. «Неужели, — спрашивали себя матросы, — это и называется командой немецкой подводной лодки?»

Но было в них нечто действующее на нервы, распространяющее беспокойство и неловкость. Это были чужаки. Их появление на борту корвета внушало неприязнь точно так же, как появление подлодки на поверхности. Это были люди из другого, совершенно несовместимого с их собственным миром круга. Не просто немцы. А немцы с подлодки. Их торопливо обыскали, записали имена и отправили в трюм.

Командира лодки, оказавшегося среди пленных, Эриксон приказал доставить в каюту. Для порядка у двери поставили часового.

Немецкий командир стоял посреди каюты, отсутствующим взглядом уставившись в иллюминатор. Он повернулся на шаги Эриксона и постарался принять высокомерное выражение. Он был высок, беловолос и молод. Молод настолько, что годился Эриксону в сыновья. «Слава Богу, что он мне не сын», — подумал Эриксон. Он был молод, да. Но лицо его было старо от болезни власти. «С этими людьми ничего не поделаешь, — мрачно подумал Эриксон. — Они неизлечимы. Их можно только убивать в надежде, что следующий урожай будет лучше».

— Хайль Гитлер! — живо начал немец. — Я бы хотел…

— Э нет, — угрюмо возразил Эриксон. — Не стоит начинать таким образом. Как вас зовут?

— Фон Хельмут, — вспыхнул немец. — Капитан-лейтенант фон Хельмут. Вы тоже командир? Как вас зовут?

— Эриксон.

— А! Настоящая германская фамилия, — воскликнул немец, удивленно поднимая белесые брови, словно обнаружил интеллигентность в бродяге.