Жестокое убийство разочарованного англичанина

– Шшшшш, – шикнул на них лысый зритель, еще несколько человек оглянулись. Девица на сцене, сидя на мягком стуле, обитом выцветшим кретоном, снимала черные чулки. Оглянувшиеся было зрители снова повернулись к сцене и, затаив по инерции дыхание, смотрели, как чулки сползают по бледным дряблым ногам. Парень дожевал бутерброд с ветчиной, негромко рыгнул, покраснел.

– Раз-два, взяли! – скомандовал капитан Робертсон, подправил костяшкой пальца свои черные, блестящие, как у крота, усы, властно кивнул двум вышибалам, которые в нерешительности продолжали стоять, загораживая дорогу, у черной портьеры. Те отодвинулись. Небольшая процессия прошла мимо них, двинулась вверх в кромешной тьме к прямоугольнику пыльного вечернего света. Ноги Шона волочились, стучали по ступенькам. Тем, кто его нес, приходилось идти боком, и один чуть не упал. Он перелетел через мусорный бак во время погони и теперь прихрамывал. Высвободив руку, он со злостью сверху как молотком ударил потерявшего сознание Шона.

– Прекратить, – приказал капитан Робертсон. – Возьмите его за ноги.

Третий громила – тот, что бил Шона в гостинице «Дилижанс», – подымался по лестнице задом, прикрывая отход на случай возможных осложнений. Но ничего не произошло. Музыка на заезженной пластинке достигла апогея, кружевные трусики упали на пол, и мужчины увидели то, за что платили фунт при входе и еще пять шиллингов за то, что числились членами клуба.

Капитан Робертсон жестом остановил такси. Остальные стояли в дверях клуба, поддерживая Шона. Человек в окошечке демонстративно смотрел в другую сторону. Такси подъехало, двое впихнули туда Шона под сочувственный смех любопытных и их громкие замечания в адрес выпивох. Таксист был воплощением скуки. Человек в окошечке успокоился на глазах. Капитан Робертсон влез в такси, захлопнул дверцу. Четвертый спутник незаметно перешел на другую сторону улицы – посмотреть, как будут развиваться события, и только потом сел в машину.

Спустя две минуты шофер первого такси, багровый от злости, вернулся в клуб с полицейским. Его машина все еще неподвижно стояла посередине узкой улицы, автомобили объезжали ее как могли.

– Спокойно, спокойно, – говорил очень молодой полицейский. – Что произошло, почему такой шум?

Но оказалось, все в порядке. Ни в клубе, ни на улице никто ничего и никого не видел. Ни таксиста, ни бегущего человека, ни его преследователей, ни драки, ни того, как таксиста выкинули из клуба. В зале внизу раздевалась негритянка, полицейский стал красным, как свекла, подумав, что сказала бы его мама, поделись он с ней увиденным. Негритянка еще несколько ночей снилась ему, полицейский дергался во сне, пока мама не стала вливать ему инжирный сироп в молоко с кукурузными хлопьями.

Никто ничего не видел. Полицейский пригрозил таксисту вызовом в суд за организацию затора в уличном движении и помог откатить машину в переулок.

18

Они лежали на широкой постели, почти не касаясь друг друга. Рэнделл наблюдал за Бабеттой в зеркалах – сначала в одном, потом в другом. Он нашел в шкафу пару высоких черных сапог мягкой кожи и заставил ее надеть их. Сам Рэнделл в китайском халате Бабетты лежал как мандарин на шелковом покрывале и подушках. Когда Бабетта смотрела на него краешком глаза, она видела, что Рэнделл пристально смотрит на нее, его змеиный рот слегка шевелится, он то и дело быстро смачивает губы языком.

Рэнделл заставил ее лечь на живот, погладил по голой спине, провел рукой по краю высоких кожаных сапог. Но близости между ними не возникло – ей было холодно и страшно.

– Теперь-то мы повеселимся, – тихо произнес он. Его рука ласкала Бабетту. Она закусила шелковое покрывало, чтобы не закричать.

– Успокойся, расслабься, – прошептал он. Рэнделл гордился своей способностью расслабляться в любых обстоятельствах. «Оставь меня на полчаса в покое, – часто говорил он, – я посплю двадцать пять минут и проснусь свежим, как будто спал всю ночь. Весь секрет в полном расслаблении». Оливер Рэнделл гордился многими своими способностями: умением обращаться с машинами, женщинами, собаками, подчиненными. «Все они очень похожи друг на друга, – говаривал он. – Они должны знать, кто их хозяин». Гордился Рэнделл и своими способностями психолога: «Важно не то, что ты делаешь с человеком, а то, что, он думает, ты собираешься сделать, чтобы сломить его. На Кипре…»

Двумя пальцами он ущипнул Бабетту за ногу – она попыталась высвободиться. Рэнделл удержал ее, не поворачивая головы, не сводя с нее взгляда в зеркале. Он думал о Кипре – как там все случилось; о пленном, который не хотел говорить. Пришлось убить на этого пленного всю ночь – зато какого результата он добился. Самая прекрасная ночь в его жизни – хоть это и Кипр. Интересно, продержится ли Шон Райен всю ночь? Рэнделл сильно в этом сомневался.