Жестокость. Испытательный срок. Последняя кража

Мы не сильно тосковали о том, что он не приходит. В эти дни у нас было много работы. Почти непрерывно шли допросы арестованных из банды Клочкова. Нам хотелось с их помощью подобрать верные ключи и к банде самого Кости Воронцова, зарывшейся сейчас в снегах где-то в глубине Воеводского угла.

Банда Воронцова была основным объектом нашей деятельности, как любил выражаться наш начальник.

Венька Малышев отобрал себе четырех бандитов и день и ночь возился с ними. Он только что не водил их к себе домой, а так со стороны можно было подумать, что это лучшие его приятели. Он называл их по именам: Степан, Кирюха, Лазарь; кормил их своими пайковыми консервами. А Лазаря Баукина угостил даже два раза самогонкой, что уж никакими инструкциями не было предусмотрено.

Бочонок с самогонкой, отобранной у смолокуров на Белом камне, стоял у нас в коридоре, в особой нише, под замком, рядом с большим несгораемым шкафом, и был предназначен для химического анализа. Но анализ все почему-то задерживался. И этим воспользовались уже несколько наших сотрудников.

И Венька воспользовался, чтобы угостить бандита, хотя раньше осуждал того, кто прикоснулся к бочонку первым.

— Мне же это для дела надо, для служебных надобностей, — как бы оправдывался он передо мной. — Лазарь сильно охрип, и его все время бьет кашель. А порошки, которые давал Поляков, нисколько не помогают. И Лазарь вообще не верит докторам. Он их не признает…

В том, что Лазарь Баукин не признает докторов, не было, пожалуй, ничего удивительного. Но то, что Венька так заботливо относится к нему, показалось мне странным. Не лазарет же у нас для простудившихся бандитов и не трактир с подачей горячительных напитков!

Я даже возмутился про себя.

А затем не только я, но и многие у нас удивились, что такой навеки обозленный, угрюмый и всех и вся презирающий бандит, как Лазарь Баукин, вдруг дня три спустя после ареста стал давать показания, хотя приказ начальника «не кормить» не был выполнен.

Правда, он давал уклончивые показания. Я прочел первый протокол его допроса и сказал Веньке, что этот зверюга чего-то такое темнит.

— А что же ты хотел? Чтобы он пришел к тебе и сразу покаялся? — спросил Венька. — Нет, это ерунда. Так не получится. Не такой это мужик…

И мне показалось, что Венька как бы восхищается этим мужиком.

Мне захотелось посмотреть, как Лазарь Баукин ведет себя на допросах, и я однажды во время допроса зашел в секретно-оперативную часть.

Венька посмотрел на меня удивленно:

— Тебе что-нибудь надо?

— Нет, я хотел посидеть…

— Посиди тогда где-нибудь в другом месте. У нас тут серьезный разговор. Без свидетелей.

Я ушел в свою комнату.

Через час Венька зашел ко мне и, должно быть, желая смягчить свою грубость, предложил:

— Хочешь, почитай сегодняшний протокол допроса Баукина. Занятный мужик.

Я сказал:

— А зачем? Я не такой уж любопытный. Ты ведешь допрос, меня это не касается.

— Ну, это ты ерунду говоришь, — заметил Венька. — Нас все касается. И мы за все отвечаем, кто бы что ни делал. А Лазарь в самом деле занятный мужик…

— А что в нем занятного?

— Все. Он сам смолокур и промысловый охотник. И отец у него и дед тоже смолокурничали и выслеживали зверя. Он тайгу знает — будь здоров.

— Но сейчас-то он бандит…

— Ну, это уж известно. Но вообще-то он мужик занятный. Голова у него забита всякой ерундой, а сам неглупый. Сегодня мне говорит: ежли сибирские мужики эту власть не полюбят, она тут ни за что не удержится. Хоть пять лет простоит, хоть десять, но все равно не удержится. Колчака Александра Васильича с иностранцами мужики не полюбили, и они не удержались. Силком ничего не сделаешь, как ни вертись…

— Что же тут хорошего? — сказал я. — Значит, он настоящий контрик, если сравнивает советскую власть с Колчаком…

— Вообще-то конечно, — согласился Венька. — Но надо разобраться. Человек — смолокур и охотник, можно сказать, потомственный. И вдруг связался с бандитами…

— Да мало ли смолокуров и охотников в разных бандах! — возмутился я. — Что он, маленький? Связался. Ему, слава богу, не пятнадцать лет. Он сам мог бы сообразить…

— Ну, знаешь? — сказал Венька. — Другой раз и старику так задурят голову, что он не сразу может разобраться.

Венька жил искренним убеждением, что все умные мастеровые люди, где бы они ни находились, должны стоять за советскую власть. И если они почему-либо против советской власти, значит, в их мозгу есть какая-то ошибка. Он считал, что и Лазаря Баукина запутали, задурили ему голову разные белые офицеры.

Даже дома поздно вечером, когда мы пили чай, Венька вдруг вспоминал о нем:

— А Лазарь, наверно, сидит сейчас впотьмах в угловой камере и думает, думает…

— Да он, наверно, спит давно. Чего ему еще думать?

— Нет, он все время думает. Я это каждый день замечаю. Ох, и здорово он не любит нас…

— Нам его тоже не за что любить, — говорил я. — Бандит как бандит…