Жезл маршала. Василевский

   — Пойду я, Даша, — грустно молвила Галя. — В ночь ухожу на дежурство в госпиталь. Перед операцией надо хоть немного поспать. Тот, кому буду делать операцию, очень тяжёлый. Почки у него барахлят...

Ушла Галя какая-то странная. Даша недоумевала: отчего та вдруг стала грустной? Она накормила дочь, искупала её и, уложив спать, уселась за письменный стол. Она развернула книгу, вынула из неё недописанное письмо и увидела, что оно помято. И тут же её пронзила догадка — письмо читала Галя! Теперь ей стало понятно, почему та так изменилась в лице. «Ну что ж, — подумала Даша, — если прочла, значит, скорее наступит развязка. Или она уйдёт от Оскара, или Оскар уйдёт от неё. Что будет, то будет!»

Даша дописала письмо и вложила его в конверт. Утром она бросит его в почтовый ящик. Если завтра Оскар вернётся с фронта, письмо откроет ему Дашину тайну и он будет знать, что кроме сына Петра у него есть дочь Маша. От этой мысли у Даши тревожно забилось сердце. Что будет? Как он воспримет всё это?..

Галя вернулась домой, с трудом открыла дверь и вошла в комнату. Бледность с её щёк не сошла, лицо было каким-то неживым. Подошла к дивану и рухнула на него не раздеваясь. Из глаз брызнули слёзы, и такой жар возник в груди, что ей тяжело было шевельнуться. В голове суматошно билась мысль — Оскар предал её! Что делать? Пока ей было ясно одно: после того что случилось, Оскар ей не муж и жить с ним под одной крышей она не будет!

И всё же — что делать? И вдруг её обожгла мысль — уйти на фронт. В больнице врачи-коллеги агитировали её податься в народное ополчение, но она отказалась. «А вот теперь поеду на фронт и мужу об этом не скажу!» — твёрдо решила она. Встала с дивана, вытерла на щеках слёзы и, глядя на себя в зеркало, произнесла вслух:

   — Не горюй, Галя, у тебя есть сын, он любит тебя больше всех на свете!

Обессиленная и притихшая, она до глубокой ночи лежала на диване, но сон к ней никак не шёл. Одолевали разные мысли, и одна из них особенно терзала её: как поступит военком, когда завтра утром она придёт к нему с просьбой отправить её на фронт? Она была с ним знакома, и всё же... Неужели он откажет?

Уснула она на рассвете. Разбудил её громкий стук в дверь. Набросив халат, она вышла в коридор.

   — Кто тут?

   — Это я, Галюша...

«Оскар! — отчего-то вдруг испугалась она. — Какого чёрта он заявился? Сидел бы в своей редакции...» Она открыла ему дверь.

   — Ты что, спала? — спросил Оскар, проходя в комнату.

   — Да...

   — А я вернулся с фронта. — Он снял шинель и повесил её на вешалку. — Ездил с командующим фронтом Георгием Жуковым на передний край, и нас обстреляли немцы. Мина взорвалась рядом с машиной...

Оскар стал пить чай. Неожиданно ему позвонил главный редактор и попросил прийти в редакцию.

   — Дело тут есть одно, и без вас нам его не решить...

Кальвин допил чай, оделся и, уходя, заглянул в спальню. Галя сидела на диване и заплетала волосы. Лицо её было грустным.

   — Меня зачем-то вызывает главный редактор, — сухо сказал он. — Я тебе нужен?

   — Когда вернёшься? — спросила жена.

   — Сам ещё не знаю, но, видимо, к вечеру, если снова не уеду на фронт.

В кабинете главного редактора Кальвин увидел писателя Алексея Николаевича Толстого. Он уже бывал на даче у знаменитого писателя, и тот всегда принимал его радушно, даже делился своими творческими планами.

   — Вам передавал привет с фронта генерал Конев, Алексей Николаевич, — произнёс Оскар, поздоровавшись с писателем. — Ему пришлась по душе ваша статья «Армия героев». Просил вас написать ещё что-то в таком духе. Бойцы, сказал он, зачитываются вашими статьями...

   — Спасибо за добрую весть, — мягко улыбнулся Толстой.

   — Оскар Петрович, — заговорил главный редактор, — я попросил Алексея Николаевича написать для газеты статью о зверствах немецких фашистов под Москвой. Но ему нужны факты, рассказы тех, кто побывал в застенках врага, свидетельства очевидцев. Не сумели бы вы собрать такой материал?

   — Я готов это сделать! — быстро ответил Кальвин.

   — Это было бы здорово! — одобрительно отозвался Толстой. — Кроме свидетельств наших бойцов, мирных жителей, не смогли бы вы достать письма немцев к себе на родину, в которых они хвалятся тем, что жестоко расправляются с советскими людьми? Хотя бы два-три письма.

   — Есть такие письма в армейских штабах, привезу их вам, — заверил Кальвин.

   — Оскар Петрович, оформляйте себе командировку, а мы ещё поговорим с Алексеем Николаевичем, — сказал главный редактор.

   — Есть, понял! — И Кальвин вышел.

Два дня провёл Кальвин на фронте. Он собрал для Толстого богатый материал о зверствах фашистов на оккупированной территории, помогли ему в этом деле разведчики. Документы он отвёз писателю в Барвиху. Толстой встретил его радушно, усадил рядом и стал с интересом знакомиться со свидетельствами тех, кто испытал на себе «гуманность» фашистов.

   — Это как раз то, что мне надо, — заявил Толстой и поблагодарил Кальвина за помощь.

   — Я рад, что хоть в чём-то помог вам, Алексей Николаевич, — ответил Кальвин. — А то, что вы на высоком накале напишете статью, ничуть не сомневаюсь. У вас талант большого художника.