Никита говорит, что ведет свой род от добрейшего аббата Бузони, как бы кощунственно это ни прозвучало для иных сограждан, почитающих ортодоксальное христианство как единственно правильный метод миропознания. Само собой, аббат был связан обетом безбрачия до конца своих дней, но ведь этот милый иезуит звался Бузони, что в переводе с его внутреннего голоса означало «невозможного не существует». Александр Дюма-отец красочно описал в популярном романе «Граф Монте-Кристо» подход добрейшего аббата к любым вопросам бытия, которые требовалось перевести в категорию небытия. К примеру, если выяснялось, что некий заморский правитель отказывается с подобающим смирением чтить священное писание, аббат Бузони не клял его адским жаревом, не предавал анафеме, а всего-то навсего поливал слабым отваром мышьяка кочан капусты в своем огороде, на берегу того самого моря…
Анка разъясняет мне с терпением учительницы младших классов:
– Понимаешь, у Никитоса есть теория, согласно которой любой невозможный с чьей-то ограниченной точки зрения результат является лишь следствием правильно скомбинированных причин. То, перед чем люди падают ниц и в священном трепе восклицают: «О! Чудо!» – всего лишь верная комбинация правильных элементов. Плюс – неожиданный взгляд на ситуацию. Плюс – вовремя! Если в засушливом регионе крестьяне молят о дожде, можно, конечно, попробовать создать над этой территорией область низкого давления, а можно спровоцировать причины, которые заставят примчаться в регион колонну поливальных машин.
…Как известно из описанного Александром Дюма сюжета, щедро политый мышьяком кочан капусты в огороде добрейшего аббата Бузони привлекал кролика, который пожирал аппетитные листья и оставался лежать бездыханным здесь же на грядке. На тушку кролика сверху бросался хищный ястреб. Его пир был также недолог, однако ястреб успевал пролететь милю-другую, прежде чем, испытав непривычное головокружение, свалиться в морские волны. Ястребом немедленно лакомились рыбы, и одну из них удачливые рыболовы, выловив, продавали во дворец некоего правителя, который все еще отказывался с подобающим смирением чтить Священное Писание. Повара готовили рыбу, не жалея шафрана, базилика и чесночного соуса, лакеи подавали ее к столу, и перед скоропостижной кончиной от неожиданного недомогания и кишечных колик правитель вынужден был обратить свои мысли к Богу, почтительно цитируя Священное Писание.
Анка вещает, как адвокат, объясняющий незадачливому клиенту, что лучше признать свою вину и получить минимальный срок, чем отпираться до последнего и угодить в газовую камеру:
– Каждый должен делать то, что у него лучше всего получается.
Если на пути преграда, разрушить которую не под силу человеку, натрави на нее муравьев… или воду… или взбесившихся самок. Если женщина отказывает тебе, потому что не видит в тебе черты «своего принца», постарайся выяснить, «как она себе их представляет», и убедить ее, что в тебе они есть. А уж если вдруг она наотрез откажется их разглядеть, доведи до нее через источники, которым она доверяет, манящий образ иного, более прекрасного принца на более белоснежном коне. И у него, я имею в виду принца, а не коня, по странному стечению обстоятельств окажутся твои черты.