Жи-Ши

Белку закрыли! Белка в тюрьме! Голос Анки, сообщившей мне об этом по телефону, был сух и спокоен. Никакой улыбки, без которой мне Анку уже не представить. Если я что-то понял об этой женщине за два дня знакомства, то могу судить, что ее тон говорит о крайней степени волнения. Такого финта судьбы мы не предполагали.

Подробности известны только Ройзману. Договариваемся с Анкой встретиться у него в офисе, в точке силы, где наверняка пересекаются все информационные потоки.

Когда я подъезжаю, Анка в приемной адвоката уже глотает кофе из большой черной кружки.

– Ждала тебя, чтобы не пришлось повторять! – коротко бросает она вместо приветствия. В такие моменты слово «привет» действительно кажется неприличным. Ее губы сжаты, в глазах – колючки, пальцы слегка дрожат. Такой я вижу ее впервые.

Миниатюрная секретарша даже не пытается сдержать наш напор. Благоразумно отходит в сторону, чтобы спасти дверь и позволить нам ворваться в кабинет многорукого Шивы, который разговаривает по трем телефонам одновременно. Поскольку руки у него заняты, Ройзман бровями приказывает нам заткнуться, обуздать гнев, эго, амбиции и прижать задницы – за столом для конференций.

– Уфф-фф! – выключив последнюю из трех трубок, он вместо приветствия, шумно демонстрирует свою озабоченность, – ничего утешительного не скажу! Против нее появилась веская улика… И моя версия о суициде… – он обреченно дирижирует в воздухе рукой, – разваливается версия к чертям!

– Какая улика? Объясните толком! Подробно! По порядку! – мы с Анкой перебиваем друг друга.

– Я думал, вы в курсе. Когда все произошло, следователь отправил на экспертизу… много чего отправил, в том числе и частицы из-под ногтей убитого… А Белку, как основную подозреваемую, обследовали на предмет синяков, кровоподтеков, в общем, следов, которые указывали бы на то, что она участвовала в борьбе… Сегодня днем пришли результаты экспертизы. У Славы под ногтями оказались частицы кожи, с ее ДНК. А у нее в свою очередь были зафиксированы свежие царапины на плече и на шее…

– На шее, это я… – подает голос Анка, – аксессуар такой для нее сочинила…

– Неважно, – вздыхает Ройзман, – все это уже не имеет значения. Главное, что у него под ногтями – частицы ее кожи. Очень веский аргумент в пользу того, что между ними была борьба… А значит, Белка… Короче, она могла убить его.

– Да они все время, с момента своего знакомства только и делали, что – боролись! Противостояние полов, усиленное противоречивостью характеров и патологическим артистизмом двух личностей! – Анка вскакивает и снова падает на стул.

– Не пройдет… Белка уже успела заявить следователю, что царапины носят сексуальный характер… Только обычно, в пылу любовных игр, женщины оставляют отметины мужчинам, а не наоборот. Так что… Не знаю, не знаю… – Ройзман щиплет свою редкую бородку и старательно отводит глаза.

– Слушайте! – Я громко стучу ладонью по столу. – У меня появились факты, которые могут стать доказательствами ее невиновности, – я тороплюсь, говорю сбивчиво, но уверенно – «ран, Форест, ран!», – я обследовал место происшествия и обнаружил, что кусок асфальта, на котором была кровь Славы, вымыли с порошком.

– С каким порошком? – недоумевает Ройзман.

– С порошко-о-ом?! – пучит глаза Анка.

– С обычным порошком… Со стиральным. А главное, – я пристально смотрю на Анку, приглашая ее подтвердить сказанное, – мы… они… в общем, литерные произвели небольшой опыт. Литерные – это те ребята, друзья Белки, которые были в квартире в момент происшествия… Вчера, на одном мероприятии, они показали все происшествие со сцены, как спектакль, как инсценировку…

– Мистерия жизни и метафизика преступления, – бесстрастно поправляет Анка.

– Ну и что? – недоумевает адвокат.

– А то, что в роли убийцы они изобразили Гвидо, продюсера Белки… собственно, вашего нанимателя… А я в это время был рядом с Гвидо и наблюдал его реакцию на постановку. Он волновался. Он выдал себя. Я уверен, он – убийца!

– Молодой человек! – этими двумя словами Ройзман умудряется вылить на меня ведро скепсиса и желчи, – представьте, что я, опытный и уважаемый адвокат, все это повторяю в суде. «Асфальт вымыли с порошком, а фотографу Агееву показалось по реакции продюсера обвиняемой на спектакль, в котором его, продюсера, изобразили в роли убийцы, что этот продюсер и есть убийца!» Каково?! После такой речи я могу попрощаться со своей практикой! А вы – с вашей подругой… лет на десять, если прокурор попадется не злобный.

– Так что делать? Что! Мы! Будем! Делать?! – Анка чеканит слова, как знаменосец шаг на военном параде. В ее голосе нет ни растерянности, ни испуга. Наоборот, она, как инспектор из министерства здравоохранения, требует точный диагноз и конкретные меры лечения. Я присоединяюсь:

– Что ВЫ собираетесь делать? Что ВЫ предлагаете? У ВАС есть план?