Жидкое время Повесть клепсидры

Утром его подчиненные прежде самого Фетина увидели сизое облако папиросного дыма, что уже заполнило их дальнюю комнату в комендатуре.

Переводчики из штаба фронта со вчерашнего дня шелестели бумагами в доме профессора Коппелиуса, по городу двигались патрули, механизм поиска был запущен, но Фетин чувствовал себя бегуном, что ловит воздух ртом, не добежав до финиша последних метров.

Когда офицеры стояли у штадтсплана, Фетин подумал, что нет ничего фальшивее этой висящей на стене карты – центр перестал существовать, улицы переменили свое направление, номера домов сделались бессмысленными. Чтобы отвлечься, он спросил молодого капитана:

– Вы, кстати, член партии?

– Я комсомолец, – ответил Розенблюм.

– Помните, что такое вещь в себе?

– Вы же читали мое личное дело. Я окончил философский факультет – или вам нужны точные формулировки? Непознаваемая реальность, субъективный идеализм… Я сдавал…

– Давайте считать, что мы ищем кота в себе. Это ведь чушь, дунь-плюнь, опровержение основ. Представляете, найдем мы этого искусственного зверя, чудо советской науки, а это ведь наш зверь, наш – даже не трофейный. Что тогда, а? что?

Капитан замялся.

– Так я вам скажу – ничего. Все потом опишется, мир материален. -

Фетин вспомнил слова рядом с могилой Идеалиста. – Мир материален.

– Да. Трудно искать кота в темном городе, особенно когда его там нет. – Розенблюм поймал на себе тяжелый взгляд и поправился: – Это такая пословица, китайская.

Переводчики приехали вдвоем – серые от пыли и одинаковые, как две крысы.

Теперь Фетин держал в руках перевод лабораторного журнала

Коппелиуса. Час за часом сумасшедший старик перечислял свои опыты, и

Фетину уже казалось, что это ребенок делал записи о том, как играет в кубики. Ребенок собирал из них домики, затем, разрушив домики, строил башенки. Кубики кочевали из одной постройки в другую… Но

Коппелиус вовсе не был ребенком, он складывал и вычитал не дерево, а живую плоть.

И вот его творение бродило сейчас где-то рядом.

– Зверь в городе. Зверь в городе, и он есть. И зверь ходит на задних лапах, – сказал он вслух. И добавил, уже думая о своем: – Где искать кота, что гуляет сам по себе? Кота, что хочет найти… Что нужно найти коту?

– Коту, товарищ капитан, нужно найти кошку! – сказал весело татарин.

– Что?!

– Кошку… – испуганно повторил лейтенант.

Фетин уставился на него:

– Кошку! Значит – кошку! А большому коту надо найти большую кошку… А большая кошка, очень большая кошка… Очень большая кошка живет где?

Очень большая кошка живет в зоопарке.

“Виллис” уже несся к зоопарку, прыгая по улице, как мячик.

Несколько немцев закапывали воронку посреди улицы и разбежались в стороны, и Розенблюм увидел, что в яме, которую они зарывают, лежат вперемешку несколько трупов в штатском и вздувшаяся, похожая на шар мертвая лошадь. Эта картина возникла на миг, и ее тут же сдуло бешеным ветром.

В зоопарке среди пустых клеток они нашли домик, где сидел на краю мутного бассейна старый военфельдшер. Старик командовал тремя пленными животными – барсуком, пантерой и бегемотом. Грустный бегемот сразу спрятался под водой, увидев чужих.

Военфельдшер был насторожен, сначала он не понял, что от него хотят.

– У меня бегемот, – печально сказал он. – Бегемоту восемнадцать лет.

Бегемот семь раз ранен, он не жрал две недели. Я дал ему четыре литра водки, и теперь он ест. Я ставлю бегемоту клизму, а на водку у меня есть разрешение. Бегемот кушает хорошо, а запоры прекратились.

На водку у меня есть специальное разрешение.

“При чем тут бегемот?” Капитан Розенблюм почувствовал, как засасывает его липкий морок этого призрачного города. Бегемот был только частью этого безумия, и если его мокрая туша сейчас вылезет из бассейна и пройдет на задних ногах, то он, Розенблюм, не удивится.

Военфельдшер все бормотал и бормотал – он боялся навета. Раньше он лечил лошадей и, вовсе не зная, что бегемота звали “водяной лошадью”, просто использовал все свои навыки коновала. Военфельдшер лечил бегемота водкой, и вот бегемот выздоравливал. Но на эту водку многие имели виды, и старик-коновал боялся навета. Бегемота он любил, а пантеру, выжившую после боев, – нет. Старый конник любил травоядных и не привечал хищников.

Фетин посмотрел на него медленным тягучим взглядом – и старик сбился.

– Да, приходил один такой, зверей, говорит, любит. Майор, бог войны.

А я – что? Я вот бегемота лечу.

Бегемот показал голову и посмотрел на гостей добрым несчастным глазом – на черной шкуре у него виднелись розовые рубцы.

– Так это наш был? Точно наш, не немец?

– Наш, конечно. В форме. Хотел на пантеру посмотреть – говорил, что пять “пантер” зажег, а живой никогда не видел. Да он сегодня придет

– тогда у нас заперто было. Да вот он, поди…

В дверь мягко поскреблись.

Сердце Фетина пропустило удар. Он шел к этой встрече три года и оказался к ней не готов. Офицеры сделали шаг вперед, и в этот момент дверь открылась. Тень плавно отделилась от косяка, пока мучительно медленно Розенблюм выдирал пистолет из кармана галифе. И в этот момент фигура сжалась, как пружина, и тут же, распрямившись, прыгнула вперед.