Игорь Петрович не был уверен, что выдержал этот экзамен на «отлично» – при упоминании о полковнике у него сразу возникли неприятные ассоциации с тем огромным, вымогаемым у него кредитом, и Клебаничев, естественно, заволновался.
«Держись! – приказал он самому себе. – Не поддавайся панике! Этот эфэсбэшник ни о чем не догадывается. Он только прощупывает почву, тычется, как слепой котенок, авось наткнется на материнский сосок или на тарелку с молоком».
Но внутренний голос настойчиво предостерегал об опасности, все время повторяя, что он, Клебаничев, должен быть очень осторожен в своих высказываниях. Пот крошечными струйками непрерывно стекал по желобку на спине, и Игорь Петрович молил бога, чтобы генерал не заметил его лихорадочного состояния.
Он понимал, что пауза затянулась и что гость ждет от него сочувственных фраз в адрес убитого Кузьмина, но, как ни старался, не мог выдавить из себя ни слова.
– Жаль Николая, – наконец скупо обронил он и облизнул губы.
– Жаль, – легко согласился гость. – Хороший был человек и… офицер. Я, как непосредственный начальник, никогда не имел к Кузьмину никаких претензий.
«Черт знает что! – мысленно возмутился Клебаничев, и, как ни странно, это придало ему силы. – Николаю ведь сейчас все равно, что про него подумают. И не таких казенных фраз он ждал… Бездушная скотина этот эфэсбэшник, вот он кто!»
Гость нахмурился и пожал плечами, а Игорю Петровичу вдруг показалось, что он прочитал его мысли.
От этого нелепого предположения у Клебаничева пересохло во рту. Он с превеликим удовольствием намекнул бы гостю о своей усталости и нежелании вести разговоры, но не был уверен, что это заставит генерала уйти.
– Ведь вы с Кузьминым дружили, разве не так? – вдруг спросил усатый.
Отпираться было бесполезно, ведь в ФСБ наверняка уже навели подробнейшие справки, и поэтому Клебаничев коротко кивнул:
– Да.
– Жаль, что не сможешь поехать на похороны…
– Жаль.
– Хороший был человек, – пошел по второму кругу гость.
Едва сдерживая раздражение, Клебаничев процедил сквозь зубы:
– Хороший.
– Его смерть выглядит странной и нелепой: ну какого черта Коля поехал в аэропорт без охраны? Ведь он наверняка догадывался, что за ним ведется слежка… Да что догадывался, знал! Достаточно послушать его последний телефонный разговор – там все предельно ясно.
«Так, и что мне сейчас прикажете делать? – вконец растерялся Игорь Петрович. – У них наверняка имеется пленка с моим голосом… Вот сволочи, они писали даже своих сотрудников! Наверное, глупо отпираться, когда на руках у этого недоумка имеются все доказательства. Не сомневаюсь, что экспертиза уже подтвердила: что перед тем, как отправиться в аэропорт, Кузьмин разговаривал именно со мной».
И тогда Клебаничев решил поменять тактику.
– Ну и что вы хотите от меня услышать?! – немного нервно спросил он. – Да, я встречался с Николаем в то злополучное утро. Да, мы пили кофе, болтали о каких-то глупостях. Да, Кузьмин поделился своими сомнениями, ну и что? Это разве криминал? Мы – старые приятели, но у него были свои дела, а у меня свои. Он собирался поехать в аэропорт кого-то встречать, там его застрелили, но при чем здесь я? Что вы тут допрашиваете меня, как какого-нибудь преступника?! Или вы думаете, что это я помчался в Шереметьево и разрядил в Кузьмина обойму?
– Боже упаси, Игорь Петрович, ты о чем? – всплеснул руками гость. – Никто тебя ни в чем не подозревает!
– Тогда как объяснить ваш нездоровый интерес к моей персоне?
– Полковник Кузьмин погиб от рук неизвестных убийц. Перед тем как отправиться в аэропорт, он позвонил тебе. Думаю, содержание этой беседы пересказывать не стоит?
– Не стоит. Это все равно к делу не относится. К делу об убийстве, разумеется.
– И все же я возьму на себя смелость утверждать, что вы не совсем правы, – Фалунчук перешел на «вы». – Мне почему-то кажется, что в первую очередь именно вы были заинтересованы в том, вернется Кузьмин из Шереметьева один или с кем-то. Я не прав?
Чуть поколебавшись, Клебаничев покачал головой:
– Не правы.
– Тогда как объяснить радость в вашем голосе после заявления Кузьмина о том, что – цитирую: «он прилетает в десять тридцать»?
– Очень просто, – медленно начал Клебаничев, – я знал, что Николай ждет своего агента. Тот должен был возвратиться еще неделю назад, но застрял где-то за границей. Николай поделился со мной своими волнениями. Естественно, не называя имен и фактов. Он страшно нервничал, и я был вынужден его успокаивать. Когда мне стало известно, что агент все-таки жив-здоров, я искренне порадовался за друга. Вас удовлетворяет такое объяснение?
– Вполне. Но мне почему-то кажется, что речь идет об агенте под довольно необычном для наших служб псевдонимом. Я прав?
– Повторяю: при мне Николай никогда не упоминал никаких имен. Я ровным счетом ничего не знаю о его служебных делах.
– Очень жаль… – вздохнул генерал.
– Жаль, что он не раскрыл мне все ваши тайны? – В голосе Клебаничева послышался сарказм. – Но ведь совсем недавно вы сами уверяли, что Николай был очень дисциплинированным работником. И, как мне показалось, гордились этим.