Опечалятся ли любимые и близкие? Да, опечалятся, но не так, как ты представляешь это печалие в своём пытливом уме. Печаль проснётся страшно и осквернит миг! Рыдания глухие, да вопли и стенания омрачат рассвет ранней осени. Пересуды, да козни усилят жертвенность насильственной смерти, но неизбежной и такой ужасной. Слеза чёрная скатится волею страха и застынет на холодном и ледяном сне, застынет навсегда и не скоро уже отогреется. Такая печаль тебе по нутру, Генка?
– Нет!
А после и вовсе стихнет, затмится боль… Но не отчаивайся на стоне воркующего зла! Не отчаивайся, человек плоти! Не уснёт молитвенная песнь за твою бессмертную душу, хотя скисла твоя правда и завяла желанная надежда.
Зачем, зачем вдруг на образе вскипели глаза того афганского паренька лет шести-восьми? Такой убогонький… По пыльной дороге ехали бойцы советские на танках… Рядом бежали голодные детишки и что-то орали безутешно… Остановились под их крики. Смотрят с испугом. Все грязные, хуже беспризорников. Неужели их жизнь мрачная на длани неподдельного ужаса? Война или нет, сделала всех такими?!
Дали им шоколадки. Взяли худенькими ручонками… У мальчугана с чёрным взором неприветливой бездны в голове копошились черви… Он глядел, как затравленный зверёк. Опис'aть невозможно! Что-то трагическое и нечеловеческое мелькало в этом загорелом лице… Какая-то злобная страсть вывалилась из недр молчаливого мрака на отчаянии и позоре. Подбежала испуганная мать, промус'oлила слова не благодарности, а может и проклятия даже, подхватила сына и…
О, мера Ада!
Почему именно этот, а не другой эпизод замер на потухшем чувстве. Бог знает, но молчит, а человек не ведает, да ищет идею посреди хаоса и сумятицы. И, между прочим, всё это вместе и по отдельности называется странным словом – жизнь! Смешно и горько! Но это так! Смех сквозь вопли и стоны… Не осилить, а осиливаем… Иногда и падаем… Но ведь и поднимаемся и снова идём вперёд. Как отыскать истину? Ищем, мучаемся. А найти не в состоянии.
– Эй, Бог богов! Ответь погибающей душе! Она просит слова!
Ответ внутри тебя, Генка!
Услышь, услышь его не потом, а в этот важный миг!
Услышь же!
Слово разных дум – это и есть ответ Бога. Только понять и утвердиться в нём, в этом слове-то – не всякому дано, а труженику молитвы. Молитва предоставляет любые блага и любые достоинства для каждого человека, без различий и сословий. Она – знамя воина, человека, который зовётся христианином.
И ты, ты воин Христа! Ты крещён именем святым! И, следовательно, достоин доли на Всеобщее равенство, когда на проекте Бессмертия ты восстанешь посреди Героев Христа, Который воплотился в Богочеловека и пришёл на землю, чтобы взять на Себя все тяготы твоего страдания.
Его Язвы – это наша немощь! Верь, верь, Генка, ты, как и все, обретёшь собственное имя на правах, основанных личными скорбями воина, победителя, а не проигравшего в этой Великой Битве Веков! Но не сразу, не сразу этот титул возляжет на твоё чело, прежде шагнёшь в ад и облобызаешь его нестройные углы, чтобы снять с себя титул варвара и печать узаконенного зла, которое осквернило твой ум усилием не твоей воли, а бездной. Именно она, бездна бездн, и породила грехи на всякие тленно-земные своеволия! Но знания обретаются незаметно на болезнях, страдании и страстях, к сожалению.
– Что, что там?
Он мечется внутри себя, пытаясь вырваться из оков одолевающей чертовщины, да крепко сдавила и отравила свободу. Всё-таки бессмертное зерно, посеянное в нём, не позволяет совершенно оторваться от истины. Она его жжёт, утомляет.
Генка не имеет веры в достойную и благую справедливость, в своё везение, в удачу, в счастье, но Что-то не даёт ему окончательно забыться и отойти ото всего. Он мучается, страдает… Пресвятая Богородица, Иисус всплывают отчётливо в памяти.
– Встречу ли?
Кто знает, может и встретишь! Жил, жил человек и вот наступает какой-то окончательный перелом. Оглядываешься, а видишь – и нет ничего мудрого, полезного. Вся разруха земного соизволения была бессмысленной и бесполезной!
–Всё зря! Всё в пустое ушло! Всё… – Воскликнул он, обращая затуманенный взор в чёрное небо. – Что видел?! Тьма, она и колыхалась вокруг, облизываясь страхами омертвелой души… Она и теперь ещё ч'yтче колышется при уме…
Ну, да, тьма и колыхалась, разжигая хаос и брань, но и свет, свет тоже разливался тихонько, обмывая волю возрастающих страхов. А ум-то ещё при чужой надобности находится. Своё не пришло… Пока не пришло, но придёт, обязательно придёт.
Как жаль… Живёшь, стремишься к чему-то, ищешь, теряешь, а вот наступает конец и не видишь смысла. Не видишь назначения своим представлениям о мире, о бытии. И даже любовь стирается гранями заката. Неужто и она тоже на ином повороте рождается не так?