Жил-был сталкер (СИ)

Маркиз тогда, правда, чуть не надорвался: он и сам налетел на нож, потерял довольно много крови. Но услуги такого рода он не считал чем-то особенным, оказывал часто, работа у него в конце концов такая была – людям помогать. Может, именно поэтому Люси и другие считали себя по гроб жизни обязанными.

Со временем Маркиз даже привык к верноподданническому отношению Люси. Люси гордился тем, что к нему Маркиз даже обращается за помощью, ведь этой чести он удостаивал совсем немногих. И «расслаблялся» Маркиз всегда только у Люси, потому что здесь ему не мешали и никого к нему не пускали. Только Люси видел Маркиза не только крепко пьющим, но и пьяным как бревно. И никогда ни о чем не спрашивал, разве что о меню. Если уж он решался Маркиза обеспокоить, то только по особо важной причине.

Маркиз ушел сюда пять дней назад. Пил он, как ни странно, мало. У него было состояние самоубийцы, так ему было тошно, правда, вешаться он не собирался. Он ни о чем не думал, тупо смотрел в одну точку и даже забывал пить. Люси чувствовал эту ненормальность. Три раза в день проскальзывал в комнату с подносом, уставленным лучшими блюдами его ресторана, вытряхивал полные пепельницы и исчезал. И даже сочувственный вздох позволял себе только за дверью.

На службе Маркиз взял неделю отпуска. Ему оставалось два дня, чтобы вернуться в норму. А никак не удавалось. Он не мог сосредоточиться. Он не знал, что делать. Наступил предел.

Все было благополучно. У детей (тьфу-тьфу!) не было никаких отклонений, отношения с женой, пожалуй, улучшались, на службе повысили так, что уж выше некуда в его возрасте. Все было хорошо и счастливо.

Только он больше не мог ходить в Зону. Это стало не просто опасно, а невыполнимо. Зона больше его не принимала. Никто давным-давно не набивался к нему в напарники, и не потому, что сомневались в его надежности, просто рядом с ним риска было вдесятеро больше. А лишний риск в Зоне ни к чему. Он бы и сам с таким не ходил.

Шарль считал, что Маркиз стал опасен для Зоны тем, что научился свертывать пространство. Он мог с ней совладать с того случая, когда с перепугу превратил овражное чудище в матовый черный шарик. Теперь это не было для него проблемой, он УМЕЛ, но умением не злоупотреблял. Это отнимало так много сил, что потом его можно было брать голыми руками. Что и пытались сделать друзья из Конвенции – они прямо-таки кругами около него ходили, горя желанием изучить феноменальные способности аборигена. Маркиз, правда, быстро их наладил по известному адресу, пообещав показать практически на живом примере. Насторожились, испугались: у Маркиза репутация непредсказуемого человека. На всю Конвенцию репутация. Знают – он может. Может то, чего никто из них, переразвитых и перецивилизованных не умеет. Шарля это до сих пор повергает в ужасное состояние, не может он пережить маркизовой негуманности, бедняга.

Маркиз терпел долго. Не один год он пытался примириться с Зоной, задабривал ее, уговаривал – не помогло. Зона озверела вконец, и чувство меры в Маркизе наконец сработало. «Остановись», – сказал он себе. И остановился. Как сердце остановилось. Зона была большой частью его жизни, может быть, самой важной. Сталкер – это, знаете ли, не призвание, это жизнь. А с жизнью расставаться всегда трудно. Но лучше расстаться с частью жизни, чем со всей. Потому он и решился. Теперь надо привыкать. Трудно, но надо.

Он налил в стакан еще коньяка и машинально это отметил. За пять дней не дошел до кондиции. Обычно после такого срока он пил уже из бутылки, не тратя время на наливание. И бывал невменяем. А сейчас – ничего.

Маркиз выпил весь стакан сразу, и коньяк показался совсем уж гадким, но пришелся как раз: наконец он почувствовал опьянение. А вскоре оно все равно прошло. Пора кончать, подумал Маркиз удивительно трезво, допил остатки и лег на диван. От сигарет уже тошнило, но он закурил свои синие «Голуаз». Дым таял, напоминая «голубые облака» Зоны, одно прикосновение к которым вызывало ожог четвертой степени.

Хватит, сталкер. Надо взять себя в руки, а то Шарль, бедняга, уже на стенку от тоски лезет. Или вскрыл себе вены. Не привык он к таким стрессам. Впрочем, никто не заставлял его настраиваться на чужие волны. Хочешь чувствовать то же, что и несознательный абориген, к тому же сталкер, – вольно. Чувствуй. Но бери пример с аборигена и чувствуй в стороне от чужих глаз.

А, что грешить-то? Разве ж Шарль жалуется? Он просто изо всех сил старается ему помочь и ничего взамен не просит. Никаких условий не ставит, в отличие от других пришельцев. Ну, а те вообще хамы, век бы их не видеть…

И не увидишь, понял он вдруг. Чтобы их увидеть, чтобы хоть как-то контролировать их деятельность, надо ходить в Зону, а этого больше не будет. Ходить придется теперь только на службу и в гости. С семьей. Можно в зоопарк с детьми. Только не в Зону.