Жил-был такс

— Человеку нужно иногда одному побыть, — объяснил Сашка. — Ты не обижайся. Ну ладно, оставайся, раз пришел. Понимаешь, я терпеть не могу, если у меня что-то не получается! А тут… Не могу я бегать, хоть тресни! Я лучше целый задачник перерешаю или с новой программой для компа разберусь…В школе раньше рыжим дразнили, очкариком. Ну, это мне фиолетово. Рыжий и рыжий, подумаешь, что в этом такого? Очкарик — плевать: вырасту, сделаю операцию и буду без очков ходить. А вот что глистом дразнят или слабаком… Мама говорит: не обращай внимания. Папа говорит: спортом займись. Так времени совсем нет. И в спортзале тоже дразнить будут!

Сашка шмыгнул носом.

— Дашка вон какая! Бегает, плавает… А как танцует! И дед такой спортивный… Ты бы видел, что он на турнике выделывает! Бабушка йогой своей занимается. А я… Эх!

Макс лизнул Сашку в нос. На вкус он оказался соленым.

— Хорошая собака, — пробормотал Сашка, и вытерся подолом майки. — Ну вот, поговорили, и легче стало. Пойдём домой!

«Пойдём!» — ответил Максов хвост.

«До чего странные существа эти люди — думал Макс, рыся рядом с Сашкой. — Не получается — делай, пока не получится. Так просто! Это любая собака знает. А вот Сашка не знает, оказывается, хотя он такой умный. Дразнят? Оскалься и зарычи. Не поймут — тяпни как следует, тогда дразнить быстро отучатся.

Нет, с этим надо что-то делать! И поскорее!»

— А мы с Ташей перевод закончили! — похвастался Маврик, вылизываясь на веранде. — Отойди, Макс, ты мне солнце загораживаешь.

— Что-то ты задаваться стал, как Музой заделался…

— Правда? — Маврик смутился. — Ох, извини. Ты сразу говори, если что. Задаваться — это признак плохого воспитания. Матушка всегда так говорила, и Таша тоже так говорит.

— Они вообще похожи. Только одна полосатая, а другая серебристая.

— Ага, и глаза разного цвета…

— Ну, это не главное. Главное внутри: душа, характер.

— Эт точно…

— Маврик! Что за выражения! — Макс постарался скопировать Мавру поточнее.

— Да ну тебя! — Маврик не выдержал и расхохотался.

Сашка устроился на веранде с книгой, но страниц давно не перелистывал. Просто сидел и о чем-то думал. А когда Самый Старший Кузнецов вышел на крыльцо и позвал: «Амур, ко мне!», сделал вид, что ничего не заметил.

Амур появился перед крыльцом бесшумно, как серая тень. Сел, исподлобья глядя на хозяина, и шевельнул самым кончиком хвоста.

— Саш, ты с нами? — спросил Самый Старший Кузнецов, снимая выгоревшую майку.

— Не-а, — буркнул Сашка и уткнулся в книгу.

— Как хочешь, — пожал плечами Самый Старший Кузнецов.

Когда они с Амуром скрылись за воротами, когда Макс подошел к Сашке и ухватил его за штанину.

— Чего тебе? — Сашка дрыгнул ногой, пытаясь отцепиться.

«Неужели непонятно?» — подумал Макс и потянул сильнее.

Пошли! Бегать — это так здорово! Бег — это когда каждая косточка, каждая мышца поют от удовольствия! Лето, кругом зелено и тепло — побежали!

— Ну что ты пристал? Что тебе надо?

Макс поднатужился и дернул за штанину.

Нет, все же люди неплохо дрессируются! Конечно, если взяться умеючи. Вот Сашка уже у ворот…

Макс выплюнул надоевшую ткань, сел и помахал хвостом. Встал и потрусил по улице, оглядываясь на Сашку.

Сашка постоял-постоял… Улыбнулся. Потом засмеялся.

И побежал!

Макс взвизгнул от счастья и понесся так, что только лапы замелькали. Но вовремя опомнился, сбавил темп, и, когда Сашка его догнал, побежал с ним рядом.

— А мы сегодня с Максом бегали! — как бы между прочим сказал Сашка за ужином. — До околицы и обратно.

— Молодцы! — ответил Самый Старший Кузнецов, подкладывая себе салат. — Присоединяйтесь к нам, когда соберетесь. Мы с Амуром хорошей компании всегда рады.

— Молодцы! — подтвердила Таша.

Дашка молча показала большой палец.

«Конечно, молодцы!» — подумал Макс и постучал хвостом по полу, чтобы не сглазить.

Что не работает — починим, что потеряно — отыщем

— Трифон! Триша! Где ты там? — тихонько звал Маврик.

— Да что бормочешь себе под нос? Давай я его позову!

— Ты что! Гавкнешь, так обязательно кто-нибудь проснется. Нет, с домовым лучше без людей общаться. Вот окрепнет Трифон как следует, присмотрится и сам решит, когда и кому показываться. А пока мы сами… Тришенька, выйди к нам!

— Вот он я, туточки! — пискнуло под плитой.

Трифон заметно поправился. Борода расчесана, шерстка блестит, вид деловой и бодрый.

— За сметану благодарствуйте! — домовой низко поклонился.

— На здоровье, Триша! Мы тут тебе еще кое-что принесли…

При виде обновы Трифон потерял дар речи: только ахал и шлепал себя по коленкам. Руки у него были длинные — как раз до колен, а ладони рабочие: большие, мозолистые.

— Вот это да! Вот так штаны — всем штанам штаны! Я сейчас…

Домовой исчез под плитой и тут же появился: переодетый и довольный-предовольный.

— Ну как?

— А ну-ка, повернись… Сидят как влитые! Словно на тебя шили! — польстил Маврик.

— На добром слове благодарствуйте! Ну, значит, дела идут потихоньку. Мышам указал я путь на все четыре стороны. На днях проверю, а кто останется, с тем другой разговор будет.

— А что, здесь мыши были? — хором спросили Макс с Мавриком.