Жил человек

Воспитатели обедали в разное время - в зависимости от того, когда приходили из школы или, наоборот, уходили в школу, во вторую смену, их группы; наверно, поэтому Козин и не сразу обратил внимание, что не пользуется у них обедами один Орлов. Причем почти никогда не ходит обедать и домой. Однажды Козий зашел к нему в кабинет, - Сергей Николаевич ел бутерброд, запивая его чаем.

- Это ты чего же в сухомятку? - удивился Козин. - Сегодня отличный обед.

- Я не хожу в столовую, - ответил Орлов.

- Почему?

- Да просто так. - Сергей Николаевич скомкал промасленную, после бутербродов, газету, бросил ее в корзину для бумаг, отставил на тумбочку стакан с блюдцем и лишь после этого объяснил: - Года два назад накапали в районо и в обяоно, что я кормлюсь тут бесплатно.

Что мне даже готовят отдельно. Ну, приехали, проверили и по ведомостям убедились, что удерживают с меня аккуратно, как и со всех. Насчет отдельно - вовсе чепуха, конечно. Вот с тех пор и не хожу.

- Кто же такую мерзость написал? - возмутился Козин.

- А бог его знает.

- Тогда, может, и нам всем - не надо? Во избежание, так сказать...

- Вот уж это - нет! - живо и решительно не согласился Орлов. - Порядок этот утвержден министерством.

Цены - тоже не с потолка берем. Людям удобнее - домой не бегать. Прямой, никогда не прибегавший к обтекаемым выражениям, он прямо назвал и основной, пожалуй, аргумент: - Кроме того - единственное преимущество, подспорье. Ставки у нас, сам знаешь, какие.

- У тебя ставка немногим больше.

- У меня еще работает жена. С нас хватит.

Орлов нахмурился, продолжать этот разговор ему не хотелось. Козин вышел от него и раздосадованный его чрезмерной щепетильностью и, по той же причине, питая к товарищу еще большее уважение.

Свою работу в детдоме Козин считал, конечно, временной - что не мешало с интересом вникать в нее, осваивать; Орлов - складывалось впечатление, хотя прямо он не заговаривал об этом, - начинал, кажется, питать надежду, что Козин тут останется или, по крайней мере, надолго задержится. Во всяком случае, по второму месяцу, на заседаниях совета воспитателей он все чаще осведомлялся:

- А ваше мнение, Леонид Иванович?

На людях, при всех, они были на "вы", обращались друг к другу по имени-отчеству - никогда о том специально не договариваясь; как, оставаясь вдвоем и так же не объясняясь, естественно переходили на обычный дружеский тон, на "ты": Сергей - Леня, в чем обоим им слышалась юность. На одном из таких советов, когда текущие вопросы были решены, Орлов неожиданно предложил:

- Леонид Иванович, провели бы вы со старшими беседу об Америке, а?

- Зачем?

- Ну как зачем? Интересно, полезно. По учебникам учат, а тут живой рассказ - никакого сравнения.

Козин колебался, - Орлов, настаивая, привел еще довод:

- Все равно ведь поодиночке расспрашивают, никуда не денетесь. - И рассмеялся: - В конце концов, не мы эту "холодную войну" придумали.

Беседа состоялась; собрались не только старшие группы, но и все свободные воспитатели, сотрудники - красный уголок был переполнен. Вместе со всеми, в углу, сидел и Сергей Николаевич, улыбаясь, когда в дверь непрошенно всовывалась чья-либо любопытствующая рожида. Леонид Иванович, против ожидания, разговорился, рассказывал он не столько о своих злоключениях, сколько о том, что довелось увидеть, - перед слушателями возникала Америка, как она есть, - со всем лучшим, что создано трудолюбивым талантливым народом, и всем уродливым, что неизбежно несет чужой мир в себе и с собой.

Много было вопросов, спрашивали и ребята, и взрослые - беседа закончилась перед самым отбоем.

- А ты говорил зачем? - довольно пошучивал по пути домой Орлов. Помяни мое слово - до тебя еще лекторское бюро доберется! Правда, Леня, толково.

Леониду Ивановичу было приятно; трудно объяснить, почему так, но именно после беседы возникло, окрепло ощущение, что он наконец действительно встал на ноги.

Ощущение это сказалось на его настроении, на работе; как безошибочно почувствовал и то, что ребята его окончательно приняли. Вот что значит быть дома!

И тут по ногам ударили - расчетливо, жестоко, несправедливо.

Орлов нашел Козина - тот занимался с ребятами - и позвал так, словно они были вдвоем:

- Леонид, зайди ко мне.

Уже по этому да еще по тому, что резче, чем обычно, размахивая одной левой рукой, Орлов пронесся по коридору, Козин понял: какая-то неприятность. Что неприятность связана с ним и связана самым подлым образом, он, конечно, не подозревал.

В кабинете, плотно прикрыв дверь, Сергей Николаевич возбужденно плюхнулся на стул, протянул Козину бумагу; высокие залысины у него были малиновыми.

- На - читай.

Козин прочитал две-три строчки, написанные прыгающими печатными буквами. "Вот глупость-то", - успел он подумать, - и по лицу хлынула меловая бледность.

- Ты спокойней, спокойней! - зло и далеко не спокойно посоветовал Орлов.

Какое уж тут к дьяволу спокойствие!