Жил да был "дед"

Совсем нелепость. Помогать Антонине вызволять ее мужа-романтика из-под коварных чар Инны, его, Славкиной, жены! Дикость какая-то!

— Что вы конкретно предлагаете?

— Надо собраться всем вместе и обсудить создавшееся положение. Да-да, не ухмыляйтесь. Сергей и ваша жена такого же мнения, мне Сережа сам об этом сказал по телефону. Им, видно, тоже неопределенность эта надоела.

Глупо, глупо все! И этот разговор и «собрание»… «Подписан четырехсторонний договор»… «Высокие договаривающиеся стороны пришли к единому соглашению»… Но неизвестность и какая-то подвешенность вымотали… Действительно, надо ведь делать что-то.

— Я согласен.

— Вот и отлично. Тогда я обговариваю конкретную дату и час и сообщаю вам.

Антонина пришла на другой же день и сказала:

— Сегодня в шесть вечера. На квартире вашей жены… на вашей квартире.

«Да, — думал Славка, — сторонам действительно невтерпеж прийти к соглашению».

Пришел ровно в восемнадцать ноль-ноль. Дверь открыла Ксения, бросилась на руки и заплакала.

— Папка, ты почему ко мне не плиходишь? Ты же еще не в лейсе!

Славка так, с дочкой на руках, не видя никого, не здороваясь, прошел в гостиную, сел в свое кресло. Только там огляделся.

Антонина была уже здесь. Она расположилась напротив, у стены, уткнулась в спортивный журнал, и ее, казалось, ничто больше не интересовало. «Железное самообладание», — подумал не без ехидства Славка.

Подполковник стройными длинными ногами мерил взад и вперед комнату, проходил и дальше, в спальню, потом возвращался. Взор его был устремлен в пол.

С нарочитой непринужденностью держалась Инна. Она вбежала из кухни в гостиную и всплеснула руками:

— Ах, все уже здесь! Я сейчас!

Потом чем-то звякала на кухне, мягко и часто стукали там ее шлепанцы, даже вроде мурлыкала какую-то песенку. Или это Славке показалось? Через какие-то минуты Инна вкатила легкую никелированную двухэтажную колясочку, а там икра, кофе в маленьких китайских чашечках, печенье, сигареты… Раут какой-то, прием в королевском дворце… К чему этот маскарад! А Инна с очаровательной непосредственностью улыбается — само радушие и уют. На Славку не глядит, старательно не глядит.

— Угощайтесь, ну угощайтесь, не стесняйтесь.

На нее тоже никто не смотрит. Кроме Славки. Инна села наконец в кресло, закурила сигарету и замолчала, будто кончился завод. Вместо улыбки уже настороженность и ожидание. Славка отпустил с рук Ксению:

— Иди, доченька, к себе в комнату. Я к тебе еще зайду.

И вот уже тишина, пустая и зябкая пауза. Как перед боем.

Первый решил принять огонь на себя бравый офицер.

— Ну я, как говорится, заварил эту кашу, мне и ответ держать, — заявил он твердо, остановился посреди комнаты, скрестил на груди руки и сел.

«Началось, — подумал Славка. — Но этот ничего. По-мужски».

Подполковник говорил прямо, как и подобает военному. Он кратко и четко изложил собравшимся историю его знакомства с Инной (Славку бритвой резануло: «Мы полюбили друг друга»), обрисовал создавшуюся на текущий момент ситуацию и предложил высказаться всем прямо и конструктивно, потому что ничего уже изменить нельзя…

Все, что происходило после этого, удивительно походило на комедийный спектакль, поставленный режиссером с небогатым или даже дурным вкусом.

Антонина отложила вдруг «Советский спорт» — как на карнавале кто-то снимает маску и ты видишь его лицо — и с оттенком угрозы, или, говоря точнее, зловеще, сказала:

— Хорошо, я буду говорить конструктивно, как можно более конструктивно. — Она глубоко вздохнула и продолжала с усталой интонацией: — Я убеждена, что тут никакой любви нет, а просто мой болван (подполковник вздрогнул) попал в очередную глупую историю.

— Антонина, здесь собрались интеллигентные люди, — пытался вмешаться законный супруг.

Та равнодушно и вяло, как на надоевшую муху, махнула на него рукой.

— Так вот я заявляю, что, во-первых, сделаю все, чтобы этот так называемый брак не состоялся (подполковник взглянул на нее, опешив). Ты же сам, дурак, меня благодарить потом будешь. Во-вторых, если это и произойдет, то уйдет он от меня в одном белье. — Помолчала и добавила: — Ну и в форме, конечно. Больше ни нитки, ни копейки не отдам! (Славка вдруг невольно посмотрел на ноги подполковника. На этот раз тапки у него были свои.) Посмотрим, как его невеста примет! Ха, посмотрим, — хмыкнула она и посерьезнела, — Если будете подавать в суд, неизвестно, на чьей он будет стороне: вашей — разбившей советскую семью, или моей — матери-одиночки с мизерной зарплатой?

Она многозначительно помолчала, потянулась к кофе, отхлебнула из чашечки. Равнодушный вид и с Инны спал. Она, видно, еле сдерживалась, чтобы не сказать резкое… Сергей Григорьевич сидел с видом мученика, глаза его умоляли жену: «Что ты такое несешь! Ну что несешь!»