Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

За первой волной нашествия «варваров» последовала вторая, совпавшая с концом войны в Алжире и перераспределением активистских инвестиций Феликса Гваттари, переключившегося на студентов из профсоюзных кругов UNEF и членов обществ MNEF. В 1960-е годы, между провозглашением независимости Алжира (1962) и событиями 1968 года, клиника привлечет большое число студентов-стажеров, многие из которых примут участие в ее деятельности со страстью политических активистов. Для молодежи, вдохновляющейся политическими идеалами, это двойная встреча с миром психиатрии и с социальной утопией, осуществленной здесь и сейчас: «Я приехала в Ла Борд в один прекрасный летний день. Мне было лет двадцать. Война окончилась, друг вышел из тюрьмы, погода стояла хорошая….»[192] Так студентка филологического факультета Мари Депюссе начинает рассказ о первой встрече с этим другим миром. В тот момент она учится в Высшей нормальной школе в Севре и регулярно ходит слушать Лакана вместе с другом, студентом-философом: это он вышел из тюрьмы, отсидев три месяца за участие в демонстрации против войны в Алжире. Решив отпраздновать его освобождение на природе, они отправляются в Ла Борд. Это любовь с первого взгляда: «Я осталась в Ла Борд потому, что сумасшедшие меня поразили, поразило то, как ими там занимаются»[193]. Мари Депюссе становится стажером, когда этого статуса еще не существовало, в 1962 году. Однажды оказавшись в Ла Борд, Мари Депюссе больше оттуда по-настоящему не уезжала.

Она выступила на собрании по поводу буйного больного, с которым, казалось, можно справиться только при помощи электрошока – в Ла Борд существовал и этот аспект психиатрии, многие пациенты даже сами просили провести им эту процедуру, чтобы избавиться от тревоги. Она выразила убежденность в том, что своим провокационным и буйным поведением больной пытается завязать диалог, привлечь к себе внимание: «Феликс подошел ко мне, улыбнулся и сказал, что я должна бросить учебу, потому что мое будущее в Ла Борд. В те времена Феликс говорил: „Мир – в Ла Борд“. В значительной степени это было так»[194]. Это предложение и привлекает Мари Депюссе, и вызывает у нее сомнения: она будет разрываться между Парижем, где продолжает учебу в Высшей нормальной школе вплоть до агрегации, и Ла Борд, куда она приезжает каждые выходные делать самую черную работу: мыть посуду, убираться. Отец-архитектор построил ей очень красивый домик в парке Ла Борд, ставшей для нее тихой гаванью.

Ее очаровал Ури, но не в меньшей степени и сам Гваттари, казавшийся ей неутомимым «продавцом надежды», способным убедить и увлечь самых упрямых и пессимистичных. Это напряжение утопизма каждый день снимается на чайной церемонии: «Какой благодатью веет от неподвижности людей, собравшихся вокруг стола за чашками липового чая в девять вечера в Ла Борд. В этот час они словно избранные. Молчаливая общность. Время приостановки, когда пребывание в клинике интериоризируется»[195].

Мари Депюссе оценила аналитические способности Гваттари, когда однажды во время приступа депрессии ее посетили суицидальные фантазии. Желание покончить со всем было столь велико, что его заметил ее брат, рассказавший об этом Гваттари:

Однажды я случайно столкнулась с Феликсом возле его кабинета в Ла Борд и вдруг, к моему удивлению, он сказал мне: «Ты, кажется, умирать собралась. Так я тебе кое-что скажу: ну и пожалуйста, подыхай!» И тут я засмеялась. Это было сказано так правильно, в самый нужный момент. Так работал Феликс с его талантом настоящего терапевта[196].

Мари Депюссе останется в Ла Борд, напишет о клинике две книги[197]; ее литературные способности оценит Гваттари и привлечет к редактуре своих текстов. Это она отговорит его продолжать занятия литературой: «Он был слишком помешан на Джойсе. Он приехал с Джойсом и умер с ним. Джойс много народу сгубил»[198]. Зато, редактируя текст Гваттари о «трансверсальности», она поражена глубиной и насыщенностью его размышлений.