Жил на свете рыцарь бедный

Некоторое время она молчала, потом провела рукой по лбу и заговорила странным глухим голосом:

— Он уезжал на несколько дней. На очередную конференцию. Должен был вернуться как раз в тот день, очень рано утром, фактически ночью. Она позвонила мне за день до его приезда. Сообщила, что его доклад имел большой успех, что его пригласили куда-то там… в Европу и в Америку… Что он, разумеется, придет к ней в день приезда и все расскажет. Потом сказала: «Если хочешь, заходи тоже. Посидим, поболтаем, тебе, наверное, интересно послушать…» Я еще, помню, злобно подумала, что она просто не знает, о чем с ним разговаривать. Потом завелась на свою любимую тему — как она за него боится… Тут я сказала, что мне некогда, и повесила трубку.

— Почему — боится? — быстро спросил Мышкин.

— Потому что «Антон — зверь, ревнует как дьявол»… Цитирую дословно. Мало того… У Антона есть пистолет, надо бы его выкрасть, а то как бы он в припадке ревности чего не натворил. — Она фыркнула. — Но это, впрочем, кажется, не в тот день — это еще раньше.

— Почему, собственно, вы смеетесь? — с живейшим интересом осведомился Мышкин.

— Да потому, что все это бред собачий. Дерюгин с пистолетом… со шпагой… Разве такие, как он, сами стреляют? Зачем им? И потом, с чего бы он месяц терпел и вдруг сломался?

«А ведь этот ее рассказ мягко и ненавязчиво выводит на Алешу, — вдруг подумалось Мышкину. — Неплохо бы понять, сознательно или нет…»

— Она не говорила, когда Алексей должен прийти? В котором часу?

Аня покачала головой:

— Нет. Сказала: отоспится — и приедет.

— Как же она вас звала? К которому часу?

— Ну-у… Она же знала, что я не приду, — ответила Аня с легким раздражением, как учитель непонятливому ученику.

— Что ж, если так… Получается, что он там был… — Мышкин сознательно пустился в рассуждения при ней. — Только вот когда? Это, как вы понимаете, не просто важно — это, может быть, самое важное и есть. Теоретически он мог прийти… после… Мог увидеть толпу, милицию, услышать от людей о том, что произошло, — и сбежать. И почему, собственно, «сбежать»? Даже не сбежать — уйти. Просто уйти, чувствуя себя не в состоянии отвечать на вопросы… Могло быть и так. А могло и по-другому…

Бормоча все это с самым глубокомысленным видом, он одновременно, не отрываясь, следил за ее лицом, за необыкновенно выразительными руками, пытаясь уловить хоть какую-нибудь реакцию. Она слушала молча и вдруг подняла на него глаза, чуть ли не впервые за все время разговора. Мышкин в очередной раз подивился их размеру и глубине. Взгляд был абсолютно непроницаем. Мышкину стало не по себе. Полтора часа очень откровенного разговора — почему-то он не сомневался, что никому, кроме него, она ничего подобного не рассказывала — и тут же этот взгляд, словно глухая стена, не пробьешься… «Впрочем, она же потому со мной и разоткровенничалась, что я не имею к ее жизни никакого отношения. Как с врачом… или, если угодно, с исповедником… Только без раскаяния и отпущения… — подумал он с какой-то странной тревогой. — Не говоря уж о том, что тут мог быть с ее стороны какой-то расчет».

— Козлова не говорила вам, каким образом она собирается добыть дерюгинский пистолет?

— О Господи! Вы это всерьез? Всерьез спрашиваете? Да она же молола что попало, для «интересности». Я, наверное, плохо объясняю. Что-то она такое говорила… Я ее почти и не слушала… По-моему, говорила, что либо зайдет и выкрадет сама, либо попросит домработницу. У них с Дерюгиным была общая домработница. Такая романтика…

— Козлову убили из того самого пистолета, — негромко сообщил Мышкин.

Черные глазища широко раскрылись, блеснули — и тут же опустились.

— Ах вот оно что!.. — с каким-то непонятным выражением пробормотала она.

Мышкин украдкой взглянул на часы. Прошло больше полутора часов. Ему совсем не хотелось с ней расставаться, чего греха таить… но где-то там, у себя в квартире, сидел перепуганный Илья Рогов, с которым происходило неизвестно что, и это тревожило Мышкина все сильнее, мешало ему, как гвоздь в ботинке. «Труба зовет», — сказал он сам себе и взглянул на часы еще раз, уже открыто. Аня моментально отодвинула чашку и выпрямилась, собираясь встать.

— Мне пора идти, Агния, — сказал Мышкин и добавил от всей души: — К сожалению. Большое спасибо за разговор. Вы дали мне множество информации к размышлению. Я позвоню вам, если у меня возникнут вопросы?

— Разумеется. — Она кивнула и встала.

Мышкин тоже поднялся и сделал знак официанту. Аня на секунду замялась.

— Я хотела бы заплатить, — пробормотала она.

— Ни в коем случае, — возмутился Мышкин. — Я же вас пригласил!

— Всего хорошего. — Она сняла сумку со спинки стула, надела ее на плечо и направилась к выходу.

«Неправильная походка, — подумал Мышкин, глядя ей вслед и ощущая странную пустоту. — Зачем она сутулится?» И в ту же секунду, точно подслушав его мысли, девушка расправила плечи и пошла совсем иначе — упругой и элегантной походкой. Это был жест раскрепощения. «Освободилась. — Почему-то Мышкину пришло на ум именно это слово. — Она освободилась… Поговорив со мной? Или… раньше?»