А один раз Катька из нашего двора, у которой были эти самые сабо, дала мне их померить. Когда мне пришлось их снять и вернуть владелице, у меня даже зубы заныли. Я не знала, сколько они стоят, чьего они производства и откуда они берутся на ногах самых обычных девчонок, но я точно знала, что их надо достать. Целое лето мы с Людкой провели в поисках обуви. Мы каждый день, как на работу, вставали с утра пораньше и ехали на охоту в центр. Там в магазинах всегда что-то выбрасывали, и Людка искала себе сапоги, а я мечтала напасть на след сабо. Первым делом мы ехали в Центральный Детский мир, потом шли в ГУМ, ЦУМ и Петровский пассаж. В течение долгого времени мы приезжали безрезультатно, но однажды увидели огромную очередь, спускающуюся по лестницам всех пяти этажей Детского мира. Сердце мое бешено подскочило, и я понеслась смотреть, что дают. Я готова была стоять день, ночь, неделю без воды, еды и туалета, лишь бы заветные туфельки оказались на моей ноге. К моему горькому разочарованию, выбросили в тот день какую-то ерунду – кажется, это были детские сапожки, которые меня совершенно не интересовали, и я тогда была очень разочарована. В то лето мы так ничего и не нашли.
Тогда я решилась использовать ещё один способ получить желаемое. Попросить достать. Мой дядя Костя, папин брат, уже вернулся к тому времени из Африки, но помогать мне, как обещал, не торопился. Я подумала, что самое время напомнить ему о себе, и решила для начала поговорить с бабой Надей. Дядя Костя был очень важный, и я его стеснялась. Баба Надя выслушала мою просьбу помочь мне достать так остро необходимые сабо и в ответ на это сказала, что я должна хорошо учиться и быть примерной девочкой, тогда у меня будет всё, что я пожелаю. И что я должна брать пример с дяди Кости, который всегда хорошо учился, много и добросовестно трудился, был честным партийцем и справедливым товарищем и поэтому всего добился. Я тогда на бабку обиделась и долгое время к ней не ездила, а потом мы обе сделали вид, что ничего не произошло.
Снова началась школа, семейные неурядицы, простуды, макулатура, пионерские сборы, классный час… Сабо отступили и почти забылись, но ещё иногда где-то маячили в моих мечтах, правда, уже не так сильно, как раньше. А потом и вовсе исчезли, так никогда и не придя ко мне. Через пару десятков лет их стали носить врачи и медсёстры, это была добротная рабочая обувь, которая очень напоминала мне те самые сабо из моего детства. Но меня они теперь раздражали, и смотрела я на них с неприязнью, мне совсем не хотелось себе такие же. Я вообще не хотела больше сабо, я на них обиделась.
Больше про Париж я ничего не знала, но всё равно туда очень хотела. Я лежала на своей старой кушетке, вглядывалась в заграничного брюнета, которые в Москве не водились, и мечтала именно о таком муже, чтобы струны звенели не только в душе, но ещё и в тёмной глубине трусов, откуда я иногда ощущала зов, несмотря на внешнюю недоразвитость по женской части. В этом роскошном французе был класс и был секс, хотя слово это было тогда не в ходу, потому что в СССР, как известно, секса не было. Но французы, равно как и прочие итальянцы, обладали какой-то необъяснимой внутренней свободой и уверенностью в своей неотразимости, и даже квазимодо Челентано или медведь Депардье будоражили неизведанное, и внизу живота у советских женщин начинались сладкие качели. А вот в сталеваре Саше Савченко с улицы Заречная секса не было, он хорошо варил сталь и был Герой Социалистического Труда, но никак не герой-любовник. Не было секса в советском кинематографе ни у Ипполита, ни у Геши, ни тем более у Шурика.
Ещё я мечтала, что дома у меня будет чисто, уютно, в гостиной будет стоять стенка, во дворе красные «жигули», а на обед будет котлета по-киевски, свежая клубника и пепси-кола. Дети будут учиться в английской спецшколе, а сама я стану врачом-хирургом. Я никогда не буду пить, может, только бокал шампанского на Новый год. А ещё я буду летать на самолёте в Крым, к Чёрному морю.