Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)

Собственно, там и постигать было нечего. Это стало ясно уже после третьего-четвертого мероприятия, преподнесенного как важное событие культурного сезона. События развивались приблизительно по тому же сценарию, который я наблюдала, будучи студенткой-второкурсницей. Изначально возвышенный и даже одухотворенный тон собрания после интервью для прессы живо рассеивался в атмосфере винных и коньячных паров. Творцы, среди которых успела выделиться новая плеяда звезд, находили истинное удовольствие в обсуждении вечных тем — гонораров коллег, скандальных подробностей из личной жизни, пластических операций, феноменальных похудений, модных неврозов и срывов.

Так, самым скандальным событием сезона стало помещение авторессы сентиментальных романов, творившей под псевдонимом Мари Алферова в неврологическое отделение пусть частной, но все же, клиники. Поговаривали, муж-олигарх снял ее с балкона после того как она, в чем мать родила, призывала на балконе муз с просьбой вернуть ей вдохновение для новой книги. Отчаявшись найти выход из творческого кризиса супруги и устав от жалоб домработницы на горы винных бутылок у рабочего места писательницы, черствый капиталист не выдержал и сослал ранимую душу в закрытое заведение в надежде, что там ей еще и мозги поправят.

Именно эту скандальнейшую фразу про поправку мозгов, пророненную в беседе с журналистом одного из бульварных изданий, из уст в уста передавали на всех литературных сборищах. И сильнее злорадства коллег по перу была лишь их парадоксальная зависть. Пусть Мари сейчас добровольно-принудительно совершала прогулки по закрытой территории и принимала оздоровительную терапию, но, тем не менее… Тем не менее, она была гвоздем сезона, самой популярной персоной. А за популярность в богемной среде можно было не только в элитную психушку съездить, а и душу дьяволу продать.

Желание публичности, охватившее местную публику, оказалось единственным новшеством, которое я заметила, вернувшись в литературную тусовку спустя несколько лет. Творцы больше не прятались в закрытых кафе и клубах. Наоборот, теперь они выходили к народу, на улицы, пытаясь сломать миф о собственной элитарной загадочности. Всем своим видом писатели и поэты демонстрировали крайнюю демократичность, готовность идти на контакт, общаться и болтать за жизнь с читателями. Но только делали это они не от искреннего дружелюбия, а чтобы «попиариться», привлечь внимание к собственной персоне. В камерном книжном мирке постепенно установился и укрепился тот же принцип, который давно диктовал порядок в других сферах: все должно быть продаваемо. А, значит, искусство тоже превращалось в бизнес. Точнее, шоу-бизнес.

По законам шоу бизнеса полагалось блистать и шокировать, ибо ты продаваем, если ты на слуху. Глядя на странные, если не сказать бездарные выходки некоторых гениев, я с грустью вспоминала Ярослава и его эффектные эскапады. Вот кто бы с легкостью вписался и разнообразил это пестрое общество, к которому я все же привязалась. Ведь именно эти по-детски самовлюбленные и смешные люди стали тем самым якорем, за который я зацепилась в попытках не скатиться на дно отчаяния из-за жизни без Марка.

Прошло уже два месяца с момента его отъезда, а он по-прежнему никак не мог вырваться ко мне. Работая практически без выходных и задерживаясь на службе допоздна, редкие свободные часы по моему же убеждению он тратил только на сон. Я не могла и не хотела требовать его присутствия рядом, зная о бешеном, на износ темпе его жизни. Каждый наш телефонный разговор заканчивался тем, что мы прощались с надеждой на скорую встречу, и снова и снова откладывали ее по моей просьбе.

Чувствуя по голосу, как сильно устает Марк, я снова и снова вспоминала наш первый месяц в Одессе и его эпопею с поступлением в университет. Теперь он переживал то же самое, только на кон было поставлено нечто большее, чем студенческий билет. Марку с его амбициями и нежеланием ходить в пешках, приходилось вновь и вновь доказывать свой характер и умение брать на себя удар, решать задачи куда более сложные, чем те, которые обычно доставались новичкам.

Он с неохотой посвящал меня в подробности происходящего на работе, но я догадывалась, что Марк затеял какую-то большую игру, и если что и тормозило его — так это жесткая иерархия, принятая в том мире, в который он хотел вписаться. И прогнуть его под себя, быстро взлетев по лестнице, перешагивая через нижние ступеньки, было невозможно. В его кругах не просыпались, как я, звездой-однодневкой. К власти и весомому имени там шли упорно и целенаправленно, годами. Марк был готов к этому, но действовать активно решил еще на старте. И сейчас ему нужно было сразу же заявить о себе, выделится среди таких же вчерашних выпускников, едва пришедших на службу — в этом была его цель, которой он следовал с тихим упорством.