Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР

Мы выходим из автобуса где-то посреди поля. Мне немного холодно спросонья, и я не понимаю, где мы находимся. Я верчусь, пытаясь увидеть красную треугольную крышу здания с названием спецхоз. С него начинается наша деревня. Там заканчивается асфальт и в любое время года дорога становится мягкой и бугристой, потому что по ней ездят трактора, а у них очень большие колёса, выше меня ростом. Когда я в прошлый раз ехала в деревню, мы с дедушкой около спецхоза переобувались в резиновые сапоги. А свою обувь несли в красной сетке-авоське. На сапоги со всех сторон налипала грязь, и ноги были похожи на головы кучерявых тёть. Мне даже было жалко мыть их в луже. Сегодня мы идём, не переобуваясь, дедушка сказал: «На дворе морозец». Морозец заморозил грязь, а вьюга припорошила её снегом. «Ни ветер бушует над бором, ни с гор побежали ручьи, мороз-воевода дозором обходит владенья свои», – рассказываем мы с дедушкой в один голос. Я не понимаю, что такое «над бором», не знаю слов: «воевода», «дозором» и «владенья». Но всё равно стишок мне очень нравится. Я давно знаю его наизусть, хотя его учат только в школе взрослые дети с учителями. Но у меня есть свой учитель, поэтому я знаю все буквы и много стихов. «Вот моя деревня, вот мой дом родной, вот качусь я в санках по горе крутой…». Тут мне всё понятно. Это мой любимый стих, когда я его рассказываю, у меня щекочет в горле, я представляю свои санки из розовых дощечек, к которым прилипли опилки, а в носу у меня стоит запах теста, которое «подходит» на печке, такой кисленький и волнующий. У меня всегда так бывает, когда я рассказываю дедушкины стихи. Только картинки я представляю неодинаковые, и запахи чувствую разные. «Домик над рекою, в окнах огонёк, светлой полосою на воду он лёг», и вот перед глазами встаёт наш домик с синей калиткой и желтым окошком. Это бабушка включила свет, и варит манную кашу, жёлтую и густую, которую кладут кусочками в глубокую тарелку, а молоко наливают сверху. На некоторых кусочках коричневые полосочки, в этих местах, где каша чуть-чуть пригорела, она самая вкусная. Запах каши врезается в память. «Ждут и не дождутся в доме рыбака, обещал вернуться через два денька, но прошёл и третий, а его всё нет, ждут напрасно дети, ждёт и старый дед». Мне не нравится эта грустная строчка, и не нравится слово «Дед». Никогда не буду так называть своего дедушку.

Наш дом в самом конце деревни. На этом краю нет ни одного фонаря. Мы сворачиваем за угол и ступаем в полную темноту. Из-за своих заборов лают собаки. А вон вдалеке и наше окошко, «в окнах огонёк». Там нас ждёт бабушка. Я разгоняюсь и бегу по темноте, и слышу только скрип снега под ногами. Больше никаких звуков и картинок. Тишина и темнота, только мои шаги и моё жёлтое окошко. Это похоже на сказку.

Калитка у нас железная и тяжёлая, я открываю её привычным движением, она отвечает мне таким знакомым писком. Гостеприимно распахивается и бабах – ударяется о забор. Я так люблю этот звук. Его слышно отовсюду: из хаты, с огорода, из сада. Услышав его, сразу понимаешь, что кто-то пришёл, принёс гостинцев и хорошие новости.

Бабушка тоже слышит калитку, я забегаю в тёмный коридор и луплю в двери, потому что в потёмках не могу найти щеколду, и ещё потому, что прямо надо мной чердак – чёрная дыра в потолке. Я стараюсь не смотреть вверх, пока слушаю бабушкины шаги в прихожей. Вот она открывает дверь.

– Ой, ой, ой, – Лапушка моя приехала, – бабушка трясёт меня за плечи и хлопает в ладоши моими руками. В нос тут же ударяет до слёз приятный запах пшённого кулеша, об сапог уже, мурча, ласкается кошка. На табуретке у духовки сидит Нянька, опираясь на палку. Она не расстаётся с палкой нигде, потому что Нянька очень старенькая, она качала в колыбельке мою бабушку, когда та была маленькой. Наверное, бабушка тоже звала её Нянькой, поэтому это имя бабушкина тётя носит всю жизнь. Она живёт через дорогу от нас, в домике, побеленном глиной. И каждый день по четыре раза приходит к нам в гости: набрать воды в колодце, посмотреть телевизор, поговорить и попеть песни. У неё нет колодца во дворе, нет телевизора, и песни петь некому – Нянька живёт одна.

– А кто это тут приехал? – нараспев произносит она и делает нарочито-удивлённое лицо. Я вхожу в прихожую прямо в сапогах и гордо демонстрирую себя бабушке, Няньке и кошке. В этот момент я кажусь себе городской красавицей, такой долгожданной, такой любимой и взрослой.

С меня снимают пальто, варежки на резинке, и кроличью шапку в форме каски. Голове становится приятно и легко. Бабушка гребешком зачёсывает мою влажную чёлку со лба на бок. Ей так больше нравится. Я не мою после улицы руки, и не снимаю гамаши. Одной рукой глажу кошку, другой ем вкуснейшую кашу. Все на меня смотрят и спрашивают всякие пустяки: нравится ли мне в садике, как зовут воспитательницу и где лучше, в городе или в селе. Я знаю весь этот набор вопросов наизусть, потому что отвечаю на них постоянно. Взрослые любят спрашивать одно и то же. И я в который раз повторяю заученное: «Не очень. Елена Михайловна. В селе».