Дядя Нодар уже тогда видел, что в их любимой Сашуре в равной степени сочетаются порывистость и усидчивость. И Саша порой страдала и от своих внезапных поступков, и от слишком долгих раздумий над персонажем, в то время как ее идею с успехом воплощали конкуренты. Но… она придерживалась принципа, что мера хороша всегда и во всем, и старалась не переступать ту грань, за которой стремительность превращалась в резкость, а вдумчивость оборачивалась медлительностью.
И в данный момент ей не в чем было себя упрекнуть. Решение приехать в Роудон было, конечно же, искренним, волнительным, добрым порывом, но порывом, осуществление которого она планировала несколько недель. Планировала, но так и не сумела вывести четкой стратегии своих действий. В конце концов, вряд ли кому-нибудь часто приходится стоять на пороге дома тех, с кем когда-то виделись чуть ли не каждый день, а потом не общались почти двадцать лет. Стоишь и не можешь решить, постучать ли или все-таки позволить себе смалодушничать: спрыгнуть с крыльца и исчезнуть еще лет на двадцать, до следующего взрыва внезапно нахлынувших чувств.
Она стояла перед дверью, она уже сжала руку в кулак, чтобы поднять ее и постучать, как вдруг из дома послышался веселый смех.
«Знакомые нотки, но они не принадлежат дяде Нодару. Они… они…»
И за секунду до того, как Саша поняла,
7
— Самат! Это непростительная глупость! Если упустишь эту девушку, бобылем останешься. В конце концов, статус статусом, но не многие родители согласны дочерей за своих ровесников отдавать. А ты не молодеешь, Самат! И я не молодею, а я внуков хочу. И не просто улыбаться им из кровати паралитика, а воспитывать. Принимать деятельное участие и…
— С чего ты взяла, что тебя разобьет паралич?
— Разобьет, если ты не женишься в ближайшее время.
— Мам, а что, если я женюсь чуть позже на женщине с ребенком? Внук уже готовый будет, и не совсем маленький, так что и ждать не придется, а можно будет сразу начинать воспитывать.
— У тебя есть женщина с ребенком? — Мать, как всегда, была слишком проницательна. — Разведенных татарок не бывает.
— Да сколько угодно, мам. Мы в двадцать первом веке, а не в каменном. Татарки бывают всякие. Так же, как и все остальные. И женятся люди по нескольку раз, и в однополые браки вступают, и в межнациональные, между прочим, тоже.
— Через мой труп!
Снова здорово. Спорить бесполезно. Он и не спорил, так — отбрыкивался машинально. Ну не жениться же, в самом-то деле, на очередной испуганной волоокой лани, которая, кроме «да», и слов-то других не знает. И где только мать их находит? Ведь уже столько лет в Москве живет, а как съездит в деревню, так возвращается с очередной «подходящей» кандидатурой для сына. Когда же поймет, что это бесполезно. Должны же быть какие-то границы у человеческой слепоты! Разве не достаточно того, что Самат не пошел наперекор ее воле, искалечил всю свою жизнь, нет, две жизни, и даже больше. Этого ей недостаточно. Теперь надо еще испортить существование какой-нибудь молоденькой несмышленой простушке только ради того, чтобы насладиться общением с внуками.
— Саматик, ну я тебя прошу, а? Я уже позвала людей! — Мать сменила тактику: вместо властной женщины на сцене теперь обиженный, вымаливающий молока котенок.