Жила-была одна семья

Она как раз заканчивала рисовать длинноухому животному бантик, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял молодой человек приличного вида, очевидно, чем-то сильно озабоченный:

— Вы Александра? — спросил он официально.

Саша озадаченно кивнула и тут же заметила, как озабоченность на лице гостя сменилась откровенной радостью. Видимо, его задачей было найти ее, и теперь, когда миссия оказалась выполненной, он имел полное право расслабиться. Так и случилось.

— Вам просили передать. — Он вручил Саше небольшой бумажный сверток, развернулся и поспешил вниз по лестнице, не дожидаясь не только лифта, но и вопросов, которые хоть и не успели слететь с Сашиных губ, но уже роились в ее голове: «Кто просил? Что передать? А может быть, не мне?»

— Хоть бы фамилию спросил, — пробормотала она, пожимая плечами и закрывая дверь. — Ой! — Из конверта выпал чей-то паспорт. — Ну точно! Мало ли на свете Александр! — Она выглянула за дверь: топота ног уже не было слышно. Пробежала к балкону, но и оттуда не увидела никого, хоть сколько-нибудь похожего на незадачливого курьера. — Ох и достанется же кому-то! — Саша сокрушенно покачала головой, собиралась уже засунуть паспорт обратно в конверт, но все же не удержалась, открыла документ. Женщина! Она-то была женщиной, в чьей крови всегда есть частичка любопытства, а вот паспорт принадлежал мужчине, причем… мужчине знакомому. И паспорт отправлен именно ей.

— И зачем ты мне его послал? — мрачно спросила девушка у фотографии Сергея. Так же, как большинство людей, он мало походил на себя на снимке в официальном документе, но все же был узнаваем. Пролистала паспорт. С четырнадцатой страницы ей приветственно улыбнулся новенький штамп о разводе.

— Позер! — поморщилась и отбросила корочку. — Позер и фигляр!

«Хотя находчив, ничего не скажешь. Адрес выяснил, паспорт прислал. А я теперь, значит, должна думать, как отдать. Впрочем, сложного в этом немного. Вызову такого же немногословного курьера и отправлю по месту прописки. Где ты живешь? Ага. В общем, и ехать недалеко. Потрачусь на доставку — не обеднею».

Она решительно взяла конверт, собираясь вернуть в него выпавший паспорт и отправить обратно владельцу, но любопытство снова пересилило: конверт был твердым. Уже на ощупь она определила, что бумага, скорее всего, скрывала под собой аудиодиск в обычной пластиковой коробке.

— Прислал мне любовные серенады или сонеты Шекспира? — Саша усмехнулась, взглянула на себя в зеркало: рот до ушей, щеки зарделись, глаза горят. Показала себе язык. Она была довольна.

Когда она достала диск, улыбка сползла с лица, пальцы разжались, коробка полетела на пол. Девушка стояла в оцепенении, а с пола из-под треснувшего от удара пластика на нее смотрел задумчивым взглядом брат. Трясущимися руками Саша подняла диск, прочитала название, повторила:

— Владимир Чаидзе (в отличие от нее Вовка ополчился только на самого отца, фамилия осталась нетронутой). «Возвращение». Символично… — Саша перевернула коробку, пробежала глазами по обычному тексту: типография, год издания, студия, монтаж, звукозапись, тираж 5000 экземпляров. «Продюсерский центр Сергея Палевского», — прочитала она информацию, которая все расставила по своим местам. Она открыла коробку. Оттуда выпала лаконичная записка: «Послушай четвертую песню». Девушка пробежала глазами по списку произведений, нашла: «Прощение», тяжело, горько вздохнула и вспомнила:

«— Сашка, ты должна это послушать! Прямо сейчас, слышишь?

— Если я послушаю прямо сейчас, могу сорвать свою выставку на Винзаводе. Галеристы любят пунктуальных художников, у меня через полчаса встреча, и я стою у входа в метро.

— Ты в метро?!

— В городе пробки, боюсь опоздать. Все, пока.

— Нет, стой! Сань, это важно. Я, кстати, эти стихи и продюсеру оставил. Они понравились. Я даже запись сделал оригинальную.

— Вовочка, раз это так важно и такие замечательные стихи, можно я не буду их слушать на бегу, а? Завтра приеду к тебе, и исполнишь. А то по мобильному несерьезно как-то.

— Ну хотя бы названием ты можешь поинтересоваться?

— Валяй, говори.

— «Прощение».

— Философски.

— Еще как. Оно, между прочим, о том, что мы с тобой неправильно живем.

— Вовочка, научишь меня жизни завтра, договорились?

— Договорились».

«Завтра» Вовка разбился…

Саша в нерешительности смотрела на диск. Вот так сразу поставить его, снова услышать голос брата, представить его живым она не могла. Постояла какое-то время, но все же собралась с духом, включила:

— «Болит, гнетет, мешает, губит», — запел Вовка с какой-то надрывной, до этого никогда не слышанной хрипотцой.

Саше было настолько больно, мучительно внимать знакомым интонациям, что в первый раз она даже не обратила никакого внимания на текст. Музыка была незатейливой: простые аккорды в левой руке, в правой — бой. Слов она не разбирала, жадно хватала звуки, ловила буквы. И только когда наступила тишина, она подумала, что не разобрала смысла. Взяла себя в руки, снова включила мелодию, заставляя разум взять верх над чувствами. «Вовка не хотел, чтобы я просто слушала, он хотел, чтобы я услышала».