– А если серьезно, то я в этом году свою фирму открыл по организации праздников. И Дедом подрабатываю теперь по велению души. В свободное от работы время. Поняла?
– Ага! – Юлька кивнула. – И, если на то пошло, спасибо тебе я сказать в прошлый раз не успела. Но тогда и не в тему было бы. Проверить нужно было советы твои.
– Проверила?
– Да! И за кадушку тебе отдельная благодарность! Работает это!
– А что я говорил?! Все бы так Дедушку слушали! И мир бы добрее стал! Так или не так?
Юлька улыбнулась, поправила парню шарф и снова взяла его под руку.
– Так! Конечно, так! Дедушка…
Олина молитва
– Хороший дом! Крепкий еще. Полвека простоял и еще столько же простоит. Сносить-то не думаете?
– Нет, что вы! Это же родительский! – Ольга перехватила поудобнее дочку, которая спала у нее на руках, прижала к себе сына и посторонилась, пропуская грузчиков, которые вносили в дом новый диван.
– А что ж хозяин твой не участвует в переезде? – любопытная соседка, которая уже успела порядком утомить своими вопросами Ольгу, тоже сделала шаг в сторону и одобрительно прищелкнула языком. – Хороший диван! Мягкий, наверное.
– Да, хороший, – машинально согласилась Оля и только потом сообразила. – Какой хозяин?
– Так муж твой! Какой еще-то?!
– Ах, вон оно что! – Ольга усмехнулась. Привыкать к новому месту и людям, видимо, придется долго. Интересная какая трактовка, надо же! Хозяин… – На работе он. В командировке.
– Что смеешься? Так всегда и было. Мужчина – хозяин в доме, а женщина – хозяйка. Или ты не согласна?
– Ну почему же? Согласна. Есть в этом свой смысл. Вы меня простите, Надежда Степановна, дел еще – море, а у меня конь, как говорится, не валялся. И дети голодные.
– И то верно! Иди, иди! Заболталась совсем! Порядок тоже знать надо! – Надежда Степановна поджала губы. – Как обустроитесь – в гости зови. Про жизнь нашу и про соседей расскажу.
Ольга не успела удивиться. Надежда Степановна махнула рукой на прощание и пошла к своей калитке. Правда, через несколько минут вернулась и сунула в руки Денису банку с молоком.
– Не уронишь? Вот и молодец! Свое это. Козье. Полезное для детишек.
– Спасибо! – Ольга не стала отказываться от подарка.
– Пейте на здоровье! А я побежала! Скоро внуков из садика забирать. У меня их двое. Вечером познакомитесь. Будет твоим ребятам компания.
Соня завозилась, просыпаясь, и Ольга подтолкнула к калитке сынишку.
– Пойдем, Денис, а то сейчас будет концерт без заявок!
– Это как?
– А Соня нам споет, хотя мы ее об этом и не просили. Поможешь мне?
– Конечно!
– Я ей кашку сварю, а ты поиграй с сестренкой немного, ладно? Бабушка только после обеда приедет, а у нас еще дел невпроворот.
– Ладно, мам!
Пятилетний Денис парнем был сговорчивым и добрым. Весь в отца.
Мужа Ольга любила. И пусть чувство это было ей в новинку, несмотря на то, что брак с Игорем был для Оли вторым, каждое утро, открывая глаза, она первым делом улыбалась:
– Спасибо, Господи! За Игоря, за детей, за все, что имею… Просто – спасибо!
Ее никто и никогда не учил молиться. Как это делать по правилам и какие слова нужно говорить, Ольга не знала. Просто знала – ее слышат. Как это работало и стоило ли считать эту уверенность нормой – Ольгу не заботило. Она просто знала – отними у нее эту веру в то, что помощь придет, когда она будет нужна или ее робкое «спасибо» будет услышано, и что тогда останется? Все, что было дано ей сейчас в этой жизни, заслуживало этой благодарности. В этом Ольга была абсолютно уверена. Как и в том, что хранить то, что имеешь, невероятно сложно, но совершенно точно – нужно. Тот, кто познал потерю хоть раз в своей жизни, это поймет. Понимала и Ольга. Ведь таких потерь в ее, не такой уж и долгой пока, жизни, было немало.
И первой такой потерей для Оли стала мама.
Ее Ольга потеряла уже давно. Так давно, что совершенно забыла и лицо той женщины, которая ее родила, и голос, и руки. В памяти не осталось почти ничего, кроме горечи и сожаления.
Нет, та, что ее родила, не оставила еще этот мир. Она была жива и относительно здорова, но Ольга почти ничего не знала о ней, да и знать не хотела. С тех самых пор как женщина, давшая ей жизнь когда – то, в пьяном угаре сбила пятилетнюю Олю с ног крепкой пощечиной и заявила:
– Ты мне всю жизнь сломала! Чтоб тебя черти взяли! Надоела!
Странное свойство детской памяти, способное вытеснить неприятные воспоминания или подменить их чем-то светлым, в случае с Ольгой почему-то дало сбой. Она помнила все, что сказала ей в тот день мама. Помнила каждое слово и тот пустой взгляд, в котором не было даже толики тепла или ласки, полагающихся ей как ребенку. Мать говорила с ней как со взрослой, виня в своих проблемах и неудачах, а Оле хотелось закричать и дать понять, что она не понимает, в чем виновата.
Обида, жгучая, невыносимая, вылилась тогда у Оли в странный приступ с высокой температурой. Ее забрала скорая, вызванная кем-то из собутыльников отчима.
Мать в больницу с ней не поехала. Да ей бы никто и не позволил. Она стояла у подъезда, пьяненькая и веселая, и отмахивалась от соседей, которые укоризненно качали головами.