Жила-была женщина (сборник)

Симона Вейль окончила одно из престижных учебных заведений Франции – Высшую нормальную школу. После экзаменов она преподает в школах для детей рабочих, организует бесплатные обеды для безработных. Она мечтает о революции, которая накормит всех, а на возражения отвечает просто: «Видно, вы никогда не испытывали голода». Симона знакомится с учением Карла Маркса, но скоро в нем разочаровывается:

«Вера в то, что можно повернуть колесо истории в другом направлении, изменив режим путем реформ или революций, – это лишь сон наяву…»

Еще большее разочарование в идее революции принесла поездка в республиканскую Испанию: «Человеческая жизнь ничего не стоит…» В 1938 году Симона провела десять дней в монастыре, была на богослужениях:

«Меня одолевала страшная головная боль, каждый звук был мучителен, как удар. Но предельная концентрация внимания позволила мне покинуть мою жалкую плоть, оставив ее одну страдать, скрючившись в уголке, и вознестись к чистой совершенной радости… Нужно ли говорить, что во время этих богослужений я постигла страдания Иисуса Христа. И это осталось во мне навсегда». Жизнью своей она доказала это.

14 июня 1940 года немцы вошли в Париж. Фашистская полиция, сотрудничавшая с гестапо, арестовала Симону. Однако ее скоро отпустили. Родственники стараются увезти ее в Нью-Йорк, однако Симона едет в Англию, где работает на вооруженные силы «Свободной Франции» де Голля. Она просит, чтобы ее направили во Францию в отряды Сопротивления, учится прыгать с парашютом. Но у командиров в штабе де Голля не хватило духу сказать ей «да». Они не поняли, что этим самым усиливали ее нравственные мучения. Эта женщина страдала, что не может помочь своим соотечественникам. И тогда она отказывается от еды. Симона считает, что не имеет права есть больше, чем французы, получающие продовольственные карточки.

24 августа 1943 года Симона Вейль умерла. В свидетельстве о смерти написано: «Причина смерти – остановка сердца вследствие голода и туберкулеза легких. Покойная убила себя, отказываясь от еды». Симоне было 34 года.

С точки зрения обывателя и ее жизнь, и ее смерть – нелепы. Жизнь в аскезе. Если любовь и боль за людей – признак сумасшествия, то это святое сумасшествие.

Журнал «Новый мир» в 1990 году опубликовал переводы из религиозно-философского наследия Симоны Вейль. Во вступительном слове к ее статье «“Илиада”, или “Поэма о силе”» Сергей Аверинцев написал: «ХХI век будет в некоем существенном смысле также и веком Симоны Вейль».

Пусть сбудется. И пусть последующие поколения услышат призыв Симоны «отвергать обаяние Силы».

Истерзанная душа Анны Барковой

Современница Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. В 1922 году Анатолий Луначарский писал ей: «…Я вполне допускаю мысль, что вы сделаетесь лучшей советской поэтессой за все пройденное время русской литературы».

Увы, «неизвестной поэтессой» назвал ее биограф Леонид Таганов. А сама Анна Александровна с болью писала:

Вы, наверно, меня не слыхали
Или, может быть, не расслышали.
Говорю на коротком дыханье,
Полузадушенная, осипшая.

Не захотели расслышать ее голос составители различных литературных библиографических справочников и энциклопедий, не включили ее в свои персоналии. Тихо отметила литературная общественность и столетие со дня рождения поэтессы, которую Михаил Дудин назвал русской Жанной д’Арк, пришедшей к вершинам своей поэзии через страдания и веру в справедливость.

Анна Александровна Баркова родилась в городе Иванове 16 июля 1901 года в семье сторожа гимназии. Потом она напишет:

Что в крови прижилось, то не минется.
Я и в нежности очень груба.
Воспитала меня в провинции
В три окошечка мутных изба.

А вот какой ее запомнила одна из соучениц: «Огненно-красная, со слегка вьющимися волосами, длинная коса, серьезные, с пронзительным взглядом глаза…».

В 1922 году в Петрограде вышел первый (и единственный!) поэтический сборник Барковой – «Женщина». С надеждой и сочувствием встретили ее приход в литературу Александр Блок и Валерий Брюсов. Ее стихи включили в знаменитую антологию русской поэзии ХХ века. Революционно-пролеткультовские поэты относились к Барковой неприязненно: «…все обвинения свалились на мою голову: мистицизм, эстетизм, индивидуализм… В защиту мою выступил только Пастернак».

Не простили ей увлечение Эдгаром По и Оскаром Уайльдом, не простили, что скоро развеялись ее романтические иллюзии. В стихах появляется трагическое предчувствие будущего:

Все вижу призрачный и душный
И длинный коридор.
И ряд винтовок равнодушных,
Направленных в упор.

Это написано в 1931 году. А вот чуть позже: