В значительной степени так же поступал и Ю.Н. Тынянов, работая в 1942 г. над рассказом «Гражданин Очер», посвященном истории союза Ж. Ромма и П. Строганова[8]. По печальному совпадению, произведение на эту тему для Тынянова, как и для Герцена, оказалось последним. Правда, материал для пьесы о тех же героях – «Овернский мул[9], или Золотой напиток» – писатель начал собирать еще в 1930 г. Однако когда после эвакуации он оказался в Перми – бывшем центре уральских владений Строгановых (что, быть может, и побудило его вновь обратиться к биографии одного из представителей этого рода), – ему пришлось рассчитывать исключительно на собственную память: все сделанные ранее выписки остались в блокадном Ленинграде[10]. Возможно, именно поэтому автор чрезвычайно широко использовал свое право на вымысел, более чем произвольно изложив факты биографии своих героев. Под его пером старый граф Александр Сергеевич Строганов, человек добрый и открытый, за что и пользовался симпатией и уважением всех (что само по себе большая редкость!) поочередно сменявших друг друга российских государей того времени – Екатерины II, Павла I и Александра I, – предстает желчным фрондером. Теплые и доверительные отношения Павла Строганова с отцом изображены как скрытое противостояние свободолюбивого юноши и барина-крепостника. В изложении рассказчика будущий «гражданин Очер» воспитывается вместе с крепостным мальчиком Андреем Воронихиным, хотя на самом деле тому было уже 20 лет, когда семилетний Павел еще только приехал в Россию. Фантастичен и эпизод встречи Очера с Робеспьером в Обществе друзей закона: хорошо сохранившиеся протоколы этого клуба свидетельствуют, что депутат из Арраса не посещал его заседаний. Перечень подобных отступлений от исторических фактов можно продолжить, но стоит ли предъявлять к художественному произведению те же требования, что и к научному исследованию?
Марк Алданов, которого история необычного союза вдохновила на художественно-документальный очерк «Юность Павла Строганова»[11], напротив, постарался изложить факты с максимальной точностью, без малейшей толики вымысла. Он, как явствует из текста, не только ознакомился с соответствующими историческими работами М. де Виссака, Ж. Дедевиз дю Дезера и великого князя Николая Михайловича (подробнее о них речь пойдет ниже), но и попытался найти во французских архивах документы, относящиеся к пребыванию Ромма и Строганова в революционном Париже, правда, по собственному признанию, не слишком в этом преуспел[12]. По сути, очерк представляет собою краткое художественное переложение упомянутых исторических исследований, сопровождаемое комментариями автора. Выполненные в блестящей литературной манере, эти комментарии окрашены тем легким налетом грустной иронии, который придает неповторимое очарование большинству произведений Алданова.
Любопытно, что, идя в описании общей канвы событий за упомянутыми историками, писатель независим в оценке фактов и порою высказывает суждения, идущие вразрез с общепринятыми. Такова, например, его характеристика Ромма, коего многие современники, а потом и историки признавали человеком весьма умным, но не сумевшим в силу стечения обстоятельств реализовать свои почти гениальные способности. На взгляд же Алданова, «человек он был очень ученый, но не очень даровитый, скорее добрый, чем злой (в молодости и просто добрый). Я никак не берусь судить об уме Ромма, но, не скрою, многое в его сложной биографии объясняется довольно просто, если предположить, что он был глуп»[13].
Впрочем, описывая судьбу данного персонажа, автор далек от ерничества и скорее испытывает чувство жалости к этому, как ему кажется, честному недотепе, из самых лучших побуждений бросившемуся в водоворот революции и там встретившему свою смерть:
Ромму участие в революции обошлось много дороже, чем Очеру. Для революционной деятельности у него не было никаких данных: он был крошечного роста и хил телом, писал плохо, говорить не умел совсем, имел вдобавок твердые убеждения и нравственные принципы. С этим-то багажом он сунулся в революцию! Разумеется, пучина скоро его поглотила. В революциях всегда побеждают негодяи, – так, по крайней мере, сказал перед казнью достаточно компетентный человек: Дантон. Ромм негодяем, конечно, не был[14].
К ученику же Ромма писатель относится с откровенной симпатией: «П.А. Строганов был одним из самых просвещенных и привлекательных людей Александровского времени»[15]. Такая оценка автором очерка этого героя во многом обусловлена тем, что Строганов, по мнению Алданова, сумел усвоить и принести на российскую почву принципы Французской революции, оставшись чужд радикализму ее участников и в том числе Ромма:
Идеи, которые породили настоящий Комитет общественного спасения – парижский, просачивались в далекие углы мира самыми странными путями. И не только просачивались, но и фильтровались: отголоски Французской революции были значительно лучше, чем она сама[16].