Жилье по обману

Под мой рассказ шеф уплел десять пышных блинов – неудивительно, что он становится похож на пингвина. Десятый, юбилейный блин Анатолий Эммануилович запил чаем, со звоном поставил чашку, оттолкнул блюдце, встал из-за стола и ушел из кухни, походя сдернув со шнура зарядного устройства мобильный и велев мне:

– Сиди, ешь.

Прежде чем за ним закрылась дверь дальней комнаты, я услышала:

– Пал Семеныч, здравия желаю, мон женераль, как поживаешь, дорогой? Я вот…

– Павлику звонит, Паше Усольцеву, – прокомментировала Тамара Тимофеевна, материализовавшись так же мгновенно, как исчезла.

– Генералу ФСБ Павлу Семеновичу Усольцеву? – уточнила я, с усилием проглотив вставший комом в горле блин.

– Ага, ему, Павлику, – легко ответила профессор Плевакина и налила мне еще чаю.

Посидеть на больничном мне все же пришлось. Даже не посидеть, а полежать.

После ночи в контейнере я совершенно расхворалась, и пара дней для меня прошли нечувствительно: я боролась с температурой, кашлем, насморком и болью в горле. Все это вместе отвлекло настолько, что с Наткиным квартирным вопросом «специально обученные люди» разбирались без меня. К счастью, это была уже не моя война. Даже не наша: Натка после долгой беседы с настоящим следователем тоже оказалась не у дел, что ее очень нервировало.

Анатолий Эммануилович звонил каждый день, справляясь о моем здоровье и уверяя, что следствие движется семимильными шагами. Я шефу верила, и все же торопилась вернуться в строй.

Сашка вдобавок к прописанным доктором препаратам беспощадно пичкала меня «классными зожными средствами», и объединенными усилиями традиционная медицина и народная победили мою хворь за три дня.

На четвертый я вышла на работу, на пятый – открыла очередное заседание по делу обманутых дольщиков.

Нет худа без добра, кое в чем болезнь и переживания пошли мне на пользу: похоже, я сбросила пару-тройку кило. В зеркале я себя не рассматривала, не до того было, но обнаружила, что воротник судейской мантии стал болтаться на шее. Как будто я надела мантию на вырост и не доросла еще до того, чтобы вершить правосудие…

Приступ неуверенности в себе купировал Плевакин, заглянувший ко мне в кабинет.

– Отлично выглядишь, Еленочка Владимировна! – объявил он, оглядев меня, пожевав губами и беззвучно вздохнув. – Бледна, строга и прекрасна, хоть картину с тебя пиши… Позавтракала? Тамара Тимофеевна велела тебя пирожком накормить, на вот… Чтоб быстро съела – и вперед, вершить правосудие!

Шеф погрозил мне пальцем, оставил на столе аккуратный сверток и удалился. Я покосилась на подношение, решила, что сейчас уже некогда плюшками баловаться, потом съем пирожочек от профессора-психолога, и вышла в коридор, но была сразу же остановлена строгим окриком:

– Куда пошла? Сначала пирожок, я сказал!

– Да, сэр! Слушаюсь, сэр!

Я попятилась, вернулась в кабинет и честно съела профессорский пирожок – очень вкусный, с малиной. Пока жевала, соображала, не надумали ли Анатолий Эммануилович с Тамарой Тимофеевной меня удочерить? У них два взрослых сына, один на дипломатической службе, другой на военной, оба далеко, а они, может, всегда себе хорошую девочку хотели? Я хорошая!

Настроение улучшилось. И не только мое!

Публики в зале поубавилось, перформансов с транспарантами никто не устраивал, из прессы присутствовала всего одна съемочная группа, тем не менее ощущения, будто люди потеряли надежду на справедливое решение их больного вопроса, не возникало. Наоборот: передовой отряд армии обманутых дольщиков – истцы – был бодр и свеж, даже старички Волошины, прежде понурые, задорно сверкали очками. Я понадеялась, что наш прокурор использовал паузу с толком, что-то накопал в пользу обездоленных истцов – и не ошиблась.

Прокурор у нас действительно въедливый и не только намеки правильно понимает, но и мысли ловит на лету. Я только подумала о том, что неплохо было бы послушать кадровика «Райстроя», а Ильин его нашел и вызвал свидетелем!

Ее, а не его, потому что это дама. Вернее, молодая женщина, очень старающаяся выглядеть солидно и серьезно. Анастасии Владимировне Цветковой лет тридцать максимум, и она очень хороша собой, о чем непросто догадаться, потому что красавица упакована в глухую белую блузку под горло, широкие брюки и двубортный пиждак, который ей явно велик. Я в курсе, что пиджаки оверсайз – это модно, но Анастасия Владимировна с размером переборщила и выглядит так, словно раздела нашего Плевакина, например. И разула спецназовца: на ногах у нее нечто массивное, на тракторной подошве. Длинные светлые волосы свидетель Цветкова густо замазала гелем и стянула в гульку, а косметикой не то чтобы пренебрегла, но воспользовалась оригинально, отказавшись от помады и густо забелив все лицо, включая даже брови. Но из-под слоя очень светлой пудры настойчиво пробивается лихорадочный румянец, выдающий волнение. И очки свои с тонированными золотистыми стеклами нервничающая Анастасия Владимировна то надевает, то снова снимает, отчего становится ясно, что проблем со зрением у нее нет, окуляры – часть маскировки.