Жилец

Она замялась, пристально взглянула на мужа и продолжила, теребя в руках край своего черного передника:

— Он собирается сегодня проводить ее обратно? Или… или ему придется пойти на заседание жюри?

— Заседание? Какое заседание? — недоумевающе спросил Бантинг.

— Ну как же, по поводу тел, найденных в проезде у вокзала Кингз-Кросс.

— Нет, его туда не вызывали. Он собирается за Дейзи. Он мне это сказал вчера вечером, когда ты была у жильца.

— Ну хорошо. — Миссис Бантинг произнесла это с немалым удовлетворением. — Иначе, наверное, пришлось бы пойти тебе. Мне бы не хотелось оставлять дом пустым… то есть без нас обоих. Если кто-нибудь позвонит в дверь, мистер Слут не будет знать, что делать.

— Не беспокойся, Эллен, я буду дома и дождусь тебя.

— А если я задержусь надолго?

— Не бойся. Ты, наверное, собираешься к тому доктору в Клинге? Тогда тебе, конечно, быстро не обернуться.

Муж глядел вопросительно, и миссис Бантинг кивнула. Кивнуть ей было проще, чем сказать неправду.

ГЛАВА XVIII

Привычные испытания мы всегда переносим легче, чем те, с которыми сталкиваемся впервые.

Миссис Бантинг уже довелось участвовать в одном заседании жюри, где она присутствовала в качестве свидетельницы. Это событие осталось одним из немногих четких пятен на картине ее воспоминаний, в целом тусклой и размытой.

Сопровождая свою хозяйку, пожилую даму, Эллен Грин оказалась в загородном доме, где им предстояло провести две недели. Там и разыгралась одна из тех внезапных трагедий, которые иной раз омрачают внешне благополучную жизнь обитателей больших, респектабельных домов.

Младшая горничная, хорошенькая веселая девушка, утопилась из любви к лакею, который дал своей возлюбленной повод для самой жестокой ревности. На свои несчастья она предпочла пожаловаться не товарищам по службе, а горничной, сопровождавшей гостью. Во время этой беседы горничная и грозила покончить с собой.

Одеваясь и готовясь в путь, миссис Бантинг очень живо вспомнила все подробности ужасного события, невольной участницей которого ей довелось быть.

Она ясно представила себе деревенскую гостиницу, где состоялось заседание жюри по делу о гибели несчастной горничной.

Из дома в гостиницу Эллен сопроводил дворецкий, который тоже готовился принести свидетельство. В гостиничном дворе они застали оживление; сновал туда-сюда деревенский люд, — как мужчины, так и женщины — который очень заинтересовался судьбой погибшей девушки. Вокруг царил ужас, но ужас того сорта, какой обитатели захолустья предпочитают скучной обыденности.

Все вокруг обходились в Эллен Грин удивительно мило и любезно. Свидетелям приходилось ждать вызова в одной из верхних комнат старой гостиницы, и им были предложены не только стулья, но даже и угощение: печенье и вино.

Она помнила, как страшно ей было приносить свидетельство, как хотелось вскочить со своего удобного стула и убежать, лишь бы ее не заставляли рассказывать прилюдно то немногое, что она знала о печальном происшествии.

Но на поверку все оказалось не так страшно. Коронер был сама любезность; он даже похвалил ее за ясный и четкий пересказ тех самых слов, которые употребила в разговоре несчастная девушка.

Один раз, отвечая на вопрос, заданный любопытным членом жюри, Эллен Грин вызвала веселье среди толпы, которая переполняла низкую гостиничную комнату. "Мисс Эллен Грин, — сказал этот человек, — не следовало ли вам, услышав от девушки эту угрозу, сообщить кому-нибудь о ее словах? Если бы вы так поступили, то, возможно, кто-нибудь помешал ей броситься в озеро?". И она, свидетельница, ответила (причем довольно резко, поскольку благодаря доброжелательности коронера стала чувствовать себя уверенней), что не придала значения словам девушки, ибо не верила, что существуют молодые женщины, способные на такую глупость: утопиться из-за несчастной любви!

* * * *

Миссис Бантинг смутно предполагала, что заседание жюри, на которое она направлялась сегодня, будет похоже на то, прежнее.

Допрос тогда отнюдь не был формальным и поверхностным: сладкоречивый коронер мало-помалу вытянул из свидетелей всю правду о том, как мерзавец-лакей (Эллен его с первого взгляда невзлюбила) завел шашни с другой молодой девушкой. Вначале думали, что коронер этого не коснется, но он повел себя хладнокровно и безжалостно. Он даже велел зачитать письма погибшей: составленные в необычных, жалостных выражениях, полные отчаянной любви, ревности и угроз. И жюри высказало молодому человеку самое суровое порицание; Эллен помнила, какое у него было лицо, когда он выбирался из комнаты, а густая толпа, отшатнувшись, освободила ему проход.

Ей показалось странным, что она никогда не рассказывала Бантингу об этой стародавней истории. Их знакомство состоялось только через несколько лет, и с тех пор у нее как-то не было поводов для такого разговора.

Она спросила себя, бывал ли Бантинг когда-нибудь на заседании жюри. Она хотела задать ему этот вопрос, но подумала, что тогда он догадается, куда она собралась.

Она покачала головой: нет, Бантинг ни о чем не догадается, ему и в голову не придет заподозрить ее во лжи.