Поп пошел в дом, а работник стал лошадь выпрягать. Лошадь выпряг, заходит в дом и раздевается. Смотрит — поп сидит за столом, шевелит в мисе. А большая мяса щей налита, и вот взял поп ложку и поставил: дескать, смотри-ка, сколько мяса накладено! А щи жирные — не продерешь. «Смотри-ка!» — это поп говорит. «Не то, батюшка, еще увидишь!» — работник ему отвечает.
Начали хлебать, поп рассказывает попадье, сколько они сделали, да как работник работал. Работника стал хвалить.
Вот стали похлебывать щи. Поп к работнику стал обращаться, спрашивать его, а он: «Чего? Да ты, батюшка, говори шибче, я совсем оглох, ничего не слышу!» — «Да и я, свет, что-то худо слышу совсем!»
И давай друг дружке орать. А попадья прибегает в другую комнату и дьякону говорит: «Оглохли совсем, слышишь? Как орут-то друг дружке!» — «Давай скорей им каши-то клади!»
Она наклала им каши целое блюдо, масла налила — поверх каши так и плавает. Поп мигает работнику: «Ничего, свет, кормежка-то нам сегодня?» — «Молчи, батюшка, не то еще будет».
Вот начинают кашу кушать, остатки дохлебывают, работник и говорит: «Батюшка, да ведь я ослеп, ничего не вижу!» — «Да и я, свет, как за пеленой за какой-то, да и совсем ведь ослеп!»
А попадья прибегает к дьякону: «Давай, выходи: они ослепли уж!»
Ну, он выходит, садится на лавку, а поп спрашивает шепотом: «А дьякон-то как сюда попал? Что такое?» — «Молчи, знай, батюшка, ведь ты слепой», — работник ему шепчет. А дьякон: «Ну, давай скорей им пирога да молока-то! Они ведь слепые и глухие!»
Попадья живо подает пирог с яйцом, с рисом из белой крупчатки, молока: «Ну, давайте, ешьте, ешьте!» — «Да где? Чего? Мы не видим!» Она им подкладывает пирог, показывает, где молоко; они стали кушать. То как следует подденут, а то и ложка повернется кверху, и так ко рту поднесут. А попадья сидит да с дьяконом смеется. На стол налили, как поросята хорошие.
Вот уже молоко все выпили, пирога середки по три съели, досыта наелись. Работник сидел- сидел: «Ой, батюшки, караул, помираю!» Бултых под лавку на пол. И поп: «Ой, мне тошно!» — тоже под лавку.
Дьякон подходит к работнику: «Что, попои, — говорит, — меня теперь из корыта, покатай меня в бочке; теперь я тебя не боюсь, не пошевелишься!» Попадья говорит: «Что мы теперь с тобой, отец дьякон, будем делать?» — «А давай, — говорит, — сперва поблеем, а потом песню запоем». — «А как блеять-то?» — «А ты, — говорит, — как козочка, тоненько: бе-бе, а я как старый козел: бэ-бэ, а потом спляшем да песню споем».
Вот как заблеют этак: она — бе-бе, а он бэ-бэ. А работник толкает попа: «Батюшка, до козлят дожил! Двести рублей с тебя придется получить!» — «На, — говорит, — свет, не жалко да спасибо, что это все ты выдал. Давно я замечал, но не думал, что у них до этого дело дошло».
Двести рубликов работник получил и направился домой.
Так в какой-нибудь месяц заработал он пятьсот рублей, а больше ему и не надо.
Поп, попадья и дьячок
Был поп и попадья, у них работник был Ваня. Попадья любила дьячка; и сделалась однажды нездорова, посылает попа в Римское царство за римским маслом: «Батюшка, я тебе испеку пирожков-подорожничков, а ты, Ваня, коня запряги да батьку отвези».
Вот Ваня батьку повез и говорит: «Не езди, батька, в Римское царство! Я тебя завяжу в солому, принесу в избу, и ты посмотришь, что с нашей маткой сегодня будет». Поп согласился, Ваня назад воротился, несет солому в избу. «Ваня, куда солому?» — «А я лягу на солому спать».
А у попадьи уже дьячок сидит. Села, и стали пировать; она запела песню:
И дьячок запел эту песню:
А работник говорит: «Я теперь свою запою». И запел:
Как поп выскочил из соломы да как стал дьячка по спине безменом охаживать! Дьячок вскочил, да завопил, да горбаткой во двор!
С тех пор попадья больше не болела.
Поп-жеребец
В одном селе жил-был поп, великий охотник до молодых баб: как только увидит, бывало, в окно, что мимо двора его идет молодка, высунет голову и заржет по-жеребячьи.
В том же селе жил один мужик, у которого жена была очень хороша собой. И ходила она каждый день за водою мимо поповского двора. А поп усмотрит ее, сейчас же высунет в окно голову и заржет!