Жили-были…

Луша с утра помогала маме. Они вместе мыли посуду и разговаривали о школе — ведь завтра первое сентября.

— А помнишь, мама, как я получила первую отметку?

— Помню, помню, как же! Уж так тебе хотелось хоть какую-нибудь оценку, хоть троечку… А ты помнишь, как в диктанте написала «дубло»?

— Ну, мама, опять ты! — замахала Луша руками.

Да, был в прошлом году такой случай. Учительница продиктовала ребятам: «Медведь залез в дупло». И Луша задумалась: как написать слово «дупло»? После долгих размышлений она решила, что слово «дупло» происходит от слова «дуб», и написала: «Медведь залез в дубло». Понятно, что об этом случае девочка вспоминать не любила.

Управившись с домашними делами, Луша взяла с собой несколько газет, чтобы постелить в ящике, прихватила пяльцы с вышивкой и отправилась на пост. Но проникнуть в ящик было почти невозможно. По двору то и дело проходили взрослые (чего бы им ходить в рабочее время?), бегали ребятишки. На крылечке дома, где жил Петя Азбукин, сидел, покуривая, дядя Николай. Луша долго ходила, не зная, как поступить, потом села под грибком и, выжидая, стала вышивать. Она успела вышить красную лапку утёнка, а людей во дворе не стало меньше. Луша ещё раз прошлась, потом ещё раз, пока её чуть не сшибли с ног малыши, игравшие в прятки. Неожиданно для ребятишек Луша попросилась, чтобы и её приняли в игру. Кто же откажется — чем больше, тем лучше!

Малыши кинулись прятаться, а Луша быстро забралась в ящик. Кажется, никто не заметил! Она постелила газеты и первым долгом прильнула к дырочке от сучка. Луше хотелось посмотреть, не хватились ли её малыши. Нет, пока как будто не хватились. Тогда она посмотрела на окно Ивана Васильевича. Окно было закрыто. «Подожду», — решила Луша и принялась вышивать вторую лапку утёнка.

Мальчик, который искал спрятавшихся малышей, носился по двору. Он застучал уже всех ребят, а Лушу найти не мог.

— Луша, сиди! Луша, выручай! — кричали ребятишки.

Потом и они, не утерпев, один за другим приняли участие в поисках. Бегали в кочегарку, заглядывали в подъезды трёх домов, окружавших двор, даже постучались домой к Луше, чтобы узнать, не сбежала ли она. Игра распалась, и малыши разбрелись.

Вышив вторую красную лапку своему утёнку, Луша опять взглянула на окно Ивана Васильевича, но оно по-прежнему оставалось закрытым. Тогда Луша начала вышивать чёрный утиный нос. Орудуя иглой, она вспоминала пионерский лагерь, свой шестой отряд, вожатую Аню, горниста Никиту и разные весёлые песни, которым она там научилась.

Дворник дядя Николай проходил по двору. На вверенной ему территории царил полный порядок, можно было пойти домой и отдохнуть. И вдруг в трёх шагах от мусорного ящика дворник услышал странные звуки. Ему показалось, что под землёй, прямо у него под ногами, кто-то поёт. Дядя Николай остановился, прислушался. И что вы думаете? Снизу, из-под его рабочих ботинок, доносился глухой голос.

Дядя Николай огляделся. С безоблачного неба светило солнце. На верёвке в конце двора сушилось бельё. У калитки вот уже полчаса обменивались новостями две женщины — одна из первого подъезда, вторая из третьего. А под землёй кто-то бубнил непонятные слова. Как ни старался дядя Николай, а разобрал только два слова: какое-то «по-па-ла-та» и «хо-хо-чу».

Дворник топнул ногой и опять прислушался. Подземный голос смолк. «Ничего, я подожду», — подумал дядя Николай. Он достал папиросы, закурил. Под ботинками стояла тишина. «Не могло же показаться», — думал дядя Николай. Докурив папиросу, он хотел уже уходить, но тут услышал глубокий печальный вздох. Что такое? Дворник пригнулся к земле — тихо. Он походил возле кочегарки, подобрал занесённую ветром бумажку и вернулся на то место, откуда доносились непонятные слова. Но сколько он ни ждал, сколько ни стучал каблуком по асфальту, — ни звука больше не услышал. Направляясь к своему подъезду, дядя Николай несколько раз оборачивался и подозрительно поглядывал в сторону ящика.

А встревожила дядю Николая Луша. Вспомнив лагерного горниста Никиту, она припомнила и сигналы, которые он играл утром и вечером. Играл он, разумеется, «подъём» и «отбой». А кто-то из ребят сочинил к этим сигналам песенки, и они быстро разошлись по лагерю. Утром, когда Никита трубил «подъём», ребята пели:

Вставай,
вставай,
вставай!
В постели не зевай!
Рубашку надевай,
В столовую шагай!

А вечером:

Спать, спать,
по палатам,
Пионерам и вожатым!

В следующей строке неизвестный лагерный поэт нарушил грамматику, но ребята не обращали на это внимания — неправильно, зато складно. И пели:

Пионеры спать не хочут,
Над Никитою хохочут…

Луша и сама не заметила, как вполголоса замурлыкала эту песенку. Вот до дяди Николая и донеслось: «по па-ла-там» и «хо-хо-чут». Когда же удивлённый дворник топнул ногой, Луша спохватилась и зажала рот. Так, с зажатым ртом, она сидела несколько минут, пока дядя Николай курил, а потом глубоко вздохнула…