Жили-были

— У моего сына есть отец, вот что.

— Как вы могли, а, за моей спиной…

— Лика, не преувеличивай. За твоей спиной ничего не происходило. Она не настолько широкая.

— Конечно, ничего не происходило! — Она даже рассмеялась, достаточно зло. — Просто он очень активно занимался с тобой математикой!

Саша покачала головой.

— Я не хочу это обсуждать, тем более в таком тоне.

— А в каком тоне?!

— Перестань на меня кричать! — невольно повысила на неё голос Саша. — Я не уводила у тебя мужа! Может, тебя это удивит, но у меня тоже есть жизнь. И свои тайны, и свои чувства. И к Толе тоже. Кто мне это запретит?

Тётка неожиданно дотянулась до её руки, погладила успокаивающе.

— Хватит, обе прекратите.

Анжелика изумлённо посмотрела на мать.

— И ты ей ничего не скажешь? Она столько лет врала, а ты ей ничего не скажешь?

— А перед кем она должна была оправдываться?

Лика всплеснула руками.

— Конечно, не перед кем! Подумаешь, всего лишь родила ребёнка от человека, которого я любила.

— Это было очень давно, как и твоя любовь, — рискнула возразить ей Саша. — Чего ты сейчас от меня хочешь?

— А чего хочешь ты? Расскажи мне. В открывшихся обстоятельствах.

Саша подбородок вздёрнула.

— Я хочу, чтобы мой ребёнок был счастлив и знал своего отца. А ты меня знаешь, Лика, ради Митьки я всё, что угодно сделаю.

На Ликиных губах расползлась усмешка, презрительно-недовольная.

— Понятно. Но пока тебя всё устраивает, да?

Секунду медлила, после чего кивнула.

— Да. Меня всё устраивает. — На тётку посмотрела, с тревогой. — Тебе плохо?

— Нет. Но вы меня расстроили, девочки.

Лика скомкала льняную салфетку, на которой стояла вазочка, и снова кинула ту на комод.

— Ничего, я сейчас уйду, Санечка тебе расскажет, как у неё всё шоколадно, и сразу полегчает.

— Лика, что ты говоришь?

Она глянула на Сашу, едва заметно усмехнулась.

— А знаешь, ты ему подходишь. Он любит, когда его облизывают и без конца кормят. Ты как раз такая.

Естественно, это не было комплиментом, но Саша всё равно заставила себя улыбнуться, вскинуть подбородок, а на сестру взглянула спокойно.

— Наверное, ты права. К тому же, у меня восьмилетний опыт заботы о его сыне.

— Лучше бы гордостью обзавелась. Он её бросил с животом, а она, дура, радуется. — Сумку с кресла схватила, но прежде чем выйти из комнаты, всё же к матери подошла. — Я позвоню тебе позже. Не могу больше с ней говорить. Меня трясёт.

Её трясёт! Саша это комментировать не стала, а когда Анжелика из квартиры матери ушла, перед этим хлопнув дверью, опустилась прямо на пол, прислонилась спиной к креслу, на котором тётка сидела. Помолчали, повздыхали, Саша, если честно, понятия не имела, что сказать. И в итоге лишь попросила:

— Прости меня.

— Вы вроде и взрослые все, а ума у вас нет, — сказала Валентина Николаевна, и тон её был сдержанным, как никогда. То есть, дважды Саша подобные интонации уже слышала: в первый раз, когда дядя Игорь умер, и во второй, когда тётка узнала, что зять на развод подал. И вот теперь в третий, на этот раз по её душу. Снова захотелось прощения попросить. Но вместо этого лишь горестно шмыгнула носом, не сразу сообразила, что тётка её внимательно разглядывает. А как поняла, тут же подобралась, готовая выслушать вердикт. — Как Митя? Вы ему сказали?

— Сказали. — Саша нервно облизала губы. — Поначалу настороженно отнёсся, но сейчас… Тётя, они как продолжение друг друга. Как я могу отказаться от этого?

— Тебе и не надо. Вы все взрослые, — повторила она, — а ребёнок среди вас один. Вот о нём и думай. — Валентина Николаевна положила руку на её плечо, на него же оперлась и осторожно поднялась. — Пойду, корвалолу себе накапаю. Сердце сейчас выскочит. — Из комнаты вышла, но тут же вернулась, на Сашу посмотрела. — И пришли Митьку ко мне. — Добавила чуть тише: — Я сама всё узнаю.

Саша выдавила из себя улыбку и согласилась.

15

— Выпей. — Толя налил в рюмку ликёра и к Саше придвинул.

Она на рюмку смотрела некоторое время, потом всё-таки взяла. Не сказать, что была расстроена, даже особой печали не чувствовала, и, кстати сказать, вины за собой никакой не чувствовала. Просто странная апатия и небольшая эмоциональная усталость. Позволила Ефимову этим вечером заниматься ребёнком, точнее, все обязанности на него переложила, и также угрызений совести по этому поводу не ощущала. Толя и с секции Митю забрал, и за ужином его беседой развлекал, и уроки с ним выучил, в общем, провёл день, как примерный отец. Можно лишь порадоваться за него. А вот Саша весь вечер была молчалива и задумчива, только с тётей по телефону поговорила, решив перед ночью выяснить, как та себя чувствует после сегодняшнего эмоционального выяснения отношений в её присутствии. А чуть позже, когда Митя всё же был уложен в постель, Толя пришёл на кухню, где Саша сидела в тишине и задумчивости, и после секундного раздумья (хотя, Саша была уверена, что он вовсе и не раздумывал на этот счёт), достал из шкафчика бутылку с ликёром и рюмки.

— Хватит страдать.

Саша к ликёру принюхалась, поднеся рюмку к носу, а Ефимову сказала:

— И вовсе я не страдаю. Просто думаю.