Жили два друга

Они попрощались у границы аэродрома, и Зарема, уже одна, быстро зашагала к домику рядом со штабом полка, где обитали оружейницы. Оба не заметили метнувшуюся от них в сторону тень, оказавшуюся старшиной Замориным. Он без труда узнал их по голосам и пораженно присвистнул.

– Эге! Вот тебе и наш командир. Сколько раз говорил, что война не время для любовных утех, а сам? – И неизвестно почему он впервые за все время службы почувствовал недоброжелательство к Демину. Ночью он беспокойно ворочался и, просыпаясь, дважды вспоминал встречу с идущими в обнимку старшим лейтенантом и Зарой. На стоянку он пришел хмурый, долго сбрасывал чехлы с «тринадцатой», ни с того ни с сего назвал моториста «казанским слоном», отчего Рамазанов развел руками в удивлении.

– Аи, нехорошо на человека зазря нападать, – возмутился Фатех, – и какой тебя муха укусил сегодня, «папаша» Заморин? И потом, разве слоны у нас в Казани водятся?

Старшина не ответил. Он исподлобья сурово посмотрел на возившуюся с пулеметными лентами Магомедову, что-то игривое напевавшую себе под нос. Когда же на стоянке появился пришедший из столовой Демин, Заморин решительно шагнул к нему и, глядя в землю, произнес:

– Мне бы поговорить с вами надо, товарищ старший лейтенант.

Летчик недоуменно пожал плечами.

– Так и говорите, Василий Пахомыч. Я всегда рад вас выслушать. Зачем же такое церемонное обращение?

Но механик огляделся по сторонам и упрямо пробубнил:

– Однако мне бы совершенно секретно.

– Ах так, – совсем уж весело воскликнул Демин, – тогда пошли.

И они двинулись навстречу ветру, к широкой и пустынной середине аэродрома. Заморин долго сопел и собирался с духом. Квадратное его лицо даже покраснело, а густые, лохматые брови, совсем как козырьком фуражки, прикрыли глаза. Николаю надоело шагать, он остановился, в упор взглянул на старшину:

– Так я вас слушаю, Василий Пахомыч, говорите.

«Папаша» Заморин решительно и прямо посмотрел в глаза командиру.

– Дело тут довольно тонкое, товарищ старший лейтенант. С одной стороны, по всем армейским уставам вы имеете право послать меня к чертовой матери, а то и подальше. Но с другой, по человеческим законам, обязаны выслушать.

На осунувшемся лице Демина еще шире разгорелась улыбка.

– Василий Пахомыч, да зачем такое длинное предисловие? Я готов вас и по всем армейским уставам, и по всем человеческим выслушать.

Старшина покашлял в кулак, не отводя глаз, сказал:

– Словом, видел я вас вчерашней ночью.

– Кого нас?

– Вас и Магомедову.

Демин удивленно поднял брови.

– Ну и что же? Ничего особенного. Возвращались с прогулки.

– Как это ничего! – неожиданно взорвался «папаша» Заморин и даже повысил голос. – Это очень даже чего. Вы в обнимку с ней шли.

Демин насторожился. Глаза его сузились, холодно остановились на мешковатой фигуре механика.

– Предположим это так. Но это имеет отношение лишь к двоим: к Магомедовой и ко мне. Вы-то тут при чем?

– Нет, и ко мне это имеет отношение, – басовито рявкнул старик, – потому что если так и дальше дело пойдет, заиграете вы ее, как кот, товарищ командир.

А Зара девочка чистая, душа у нее открытая. – И, перейдя вдруг на унизительный шепот, Заморин сбивчиво продолжал: – Не погубите ее, товарищ командир, по-стариковски прошу. Оставьте ее в покое. Разве свет клином сошелся? Если уж бес в ребро и поиграть охота, вон в экипаже у капитана Белашвили оружейница Сонька. Грудастая, не слишком по нраву строгая и на вас целый год глаза пялит. А Зару не трожьте.

Демин стоял и думал: раскрыться или нет? Отругать доброго покладистого «папашу» Заморила или обратить все в шутку? Внезапный приступ нервной веселости решил все. Схватившись за живот, старший лейтенант отчаянно расхохотался, чем привел старика в крайнее раздражение.

– Я же вам серьезно, товарищ командир. От самой души. По-отечески, а вы в ответ смеетесь надо мной издевательски. Знал бы – не стал говорить!

– Василий Пахомович, – не в силах остановить приступ веселости, проговорил Демин. – Ну и насмешили вы меня, дорогой мой человек. – Он вытер набежавшие слезы и утомленно произнес: – Ой, дайте отдышаться. – Постепенно лицо его становилось серьезным и даже несколько холодным. Демин подтянулся и совсем уже строго посмотрел на старшину: – Я вас терпеливо выслушал, Василий Пахомович, – заговорил он ровным чуть суховатым голосом. – Это очень хорошо, что вы близко к сердцу принимаете судьбу Магомедовой Зара этого заслуживает. Но кто вам дал право так плохо думать о своем командире? И почему, если вы нас увидели вместе, то сразу приняли меня за какого-то мелкого юбочника и дешевого ловеласа?

– Да ведь как же, – растерявшись, пробормотал «Заморин, – идет война, разве тут о серьезном речь идти может?