Жили по соседству

- Ты смеешься, папа, а я говорю серьезно. Когда Лев Толстой был маленький, он играл со своими братьями "в белого медведя". Нужно было стать в угол и не думать о белом медведе, а у него ничего не получалось, потому что он все время думал о том, что нельзя думать о белом медведе, и, значит, все-таки думал о нем. Понимаешь?.. Так и я думаю о Ленькиной машине...

Федор Иванович улыбнулся.

- Хочешь, совет дам? После обеда стань в угол и думай о том, что тебе нельзя думать о химии

- Вот ты опять шутишь, а мне не до шуток! После обеда Федор Иванович по обыкновению прошел в сад.

Маленькая усадьба Карасевых и состояла из одного сада, причем плодоводством заведовал Федор Иванович, а декоративным цветоводством - Наташа. Деревья плодоносили, а цветы цвели на славу. Что касается животноводства, то оно велось Карасевыми крайне своеобразно И, как говорится, себе в убыток. Живность, населявшая их усадьбу, смело могла быть отнесена к категории мелкого безрогого и совершенно непродуктивного скота.

Белая с черным пятном на носу собачонка Клякса была заведена в качестве сторожа, но за короткое время пребывания у Карасевых разъелась и впала в такое благодушие, что разучилась лаять. Ее благодушие заходило столь далеко, что, когда в карасевский сад через забор наведывались соседские ребята (делали они это в пору созревания яблок и отнюдь не для юннатских наблюдений), она, приветливо посалютовав им хвостом, спокойно свертывалась колечком и делала вид, что спит. Если бы не Ивана Ивановна, добровольно взявшая на себя обязанности сторожа, худо пришлось бы яблоням и грушам!

Что касается Иваны Ивановны, то странным прозвищем и самим существованием она была всецело обязана Наташе. Несколько лет назад, придя в гости к одной из своих подруг-соклассниц, Наташа увидела большое гусиное семейство, в стороне от которого жался хилый и забитый птенец. На Наташин вопрос, почему он такой, хозяйка дома сердито ответила: "Такой уродился. Давно его добить надо, да все руки не доходят". Наташе стало жаль заморыша, и она выпросила его себе. И что же? Через каких-нибудь три месяца на вольных карасевских кормах при заботливом Наташином уходе жалкий комочек пуха превратился в крупного, удивительно умного гуся. Тогда-то на семейном совете ему в честь известного персонажа "Каштанки" и была присвоена кличка "Иван Иванович". К кличке все привыкли, но ко всеобщему конфузу скоро выяснилось, что Иван Иванович... гусыня! Возник было спор о новой кличке, но Наташа сразу его прекратила, заявив:

- Совсем ничего менять не надо! Только раньше мы звали его.., то есть ее, Иваном Ивановичем, а теперь будем звать Иваной Ивановной.

По хозяйственным расчетам Анны Степановны прожорливую Ивану Ивановну следовало зарезать если не к Октябрьским праздникам, то к Новому году, но против этого дружно восстали остальные Карасевы во главе с Наташей. Решающее слово принадлежало Федору Ивановичу, сказавшему:

- Птица ручная, мы к ней привыкли, пусть живет. А битых гусей на базаре достаточно.

С годами Ивана Ивановна выровнялась в большую, жирную гусыню с отвратительнейшим характером. Из всего человечества она признавала Карасевых, почтальоншу и часто приходившую Зину. Плохо было тем, кто не внимал ее предупреждающему шипу! Приятель Леонида Семен Голованов, получив от Иваны Ивановны огромнейший синяк, шутя посоветовал:

- Добрые люди предупреждают, когда держат во дворе злую собаку, и вам следовало бы написать на калитке: "Без звонка не входить. Во дворе гусь-людоед".

Не в пример чревоугоднику Хапу и заболевшей благодушием кляксе, Ивана Ивановна приносила хозяйству известную пользу. Встретившись с ней несколько раз, соседские ребятишки утратили всякий интерес к карасевским яблокам.

А яблоки и впрямь были хороши. Навсегда оставшись в поселке, Федор Иванович заложил сад еще в год постройки дома, а потом так увлекся садоводством, что прослыл на улице Строительной заправским мичуринцем. Заболеет у кого деревцо или захочет кто новый сорт привить, зовут консультантом и хирургом Федора Ивановича.

Впрочем в тот самый день с Федором Ивановичем происходило почти то же, что и с Наташей. Обманывая себя, он только делал вид, что осматривает сад, мысли же его неотступно вертелись вокруг другого.

Покупка машины не была уж таким удивительным событием. Многие инженеры, мастера и старые кадровики завода успели обзавестись автомобилями раньше, но эта покупка наглядно свидетельствовала о том, как быстро и твердо стал на ноги Леонид. Над этим стоило поразмыслить.

Лет семь назад, при переходе в девятый класс, Леонид получил две двойки. К великому удивлению Анны Степановны Федор Иванович отнесся к этому вполне спокойно, но разговор с сыном у него получился серьезный.

- Либо учиться, либо работать, - сказал он ему. - Зря место в школе занимать нечего!

Из дверей, где стояла Анна Степановна, сцена разговора очень напоминала известную картину художника Ге "Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе" с той разницей, что Леонид держался куда смелее и увереннее царевича.