Дон Пабло приблизился к мертвому животному и действительно увидел армадила, которого коршуны встретили на полпути: тату-пойю пожирал снизу труп, верхнюю часть которого расклевали птицы. Армадил продолжал лакомиться падалью, и коршуны, в которых жадность одержала верх над робостью, возвратились снова, на этот раз, по-видимому, не обращая внимания на непрошеного соучастника их пиршества. Однако мир и согласие царили между ними недолго. Что-то вызвало раздражение коршунов: быть может, армадил задел своей чешуей лапу одного из них, быть может, виною здесь было нечто другое, но крылатые хищники вдруг набросились на него. Тату-пойю, не имея возможности отразить нападение, ограничился тем, что пустил в ход свое всегдашнее орудие защиты: прижавшись к земле, животное целиком ушло под свою броню: в таком положении ему нечего было бояться когтей и клюва самого орла.
Коршуны, поняв бесполезность своих усилий, отказались от борьбы. Но если они и не имели возможности уничтожить армадила, в их власти было помешать ему разделять с ними трапезу; всякий раз, как только тату-пойю высовывал голову, чтобы отхватить кусок падали, на него налетал коршун, и армадилу приходилось снова прятаться в свою броню.
Убедившись, что здесь ему нечего делать, броненосец передними лапами стал разрывать землю и через несколько секунд исчез из виду, к крайнему изумлению коршунов, которые были поражены этим не меньше, чем встретив его в трупе оленя.
Едва кончилась эта сцена, как показались два других армадила; они приближались со стороны реки, огибая прибрежные скалы, примыкавшие к лужайке, на которой находились наши каскарильеры. Оба броненосца были крупными экземплярами той же породы; они торопились, желая воспользоваться хотя бы остатками трупа, прежде чем его расхватают совершенно. Но тут уже Гуапо не мог стерпеть: он любил жаркое из армадила и с топором в руке кинулся навстречу броненосцам; дон Пабло и Леон, которым эта охота доставляла удовольствие, последовали за ним.
Армадилы, которые не боялись коршунов, быстро повернули назад, едва заметили охотников. Гуапо ускорил шаги, догнал одного из броненосцев и успел схватить его за хвост как раз в ту минуту, когда тату-пойю собирался зарыться в землю; индеец хорошо знал, что он не извлечет его из ямы, но поклялся, что, по крайней мере, не даст ему возможности уйти глубже в землю.
Другой армадил, за которым погнались дон Пабло и Леон, добежал до края обрыва гораздо раньше их и остановился в нерешительности. Преследователи были очень довольны, что загнали животное в такое место, откуда оно, по их мнению, не сумеет узкользнуть: скала высотою метров в семнадцать была совершенно отвесная, и на ней не росло ни кустика, за который можно было бы уцепиться при спуске.
Они уже протянули руки, чтобы схватить армадила, как вдруг (представьте себе только удивление и разочарование обоих!) броненосец свернулся клубком, скатился по отвесному утесу вниз и, невредимо достигнув его подножия, скрылся в одной из расселин так быстро, что не удалось даже заметить, куда он девался.
Дон Пабло и Леон вернулись к Гуапо, который продолжал держать своего тату-пойю и давно уже звал их на помощь. Однако даже их соединенных усилий оказалось недостаточно, чтобы извлечь броненосца из ямы, хотя он только до половины зарылся в нее. Легче, казалось, оторвать хвост животного, чем сдвинуть его с места, и такие случаи неоднократно бывали с охотниками.
Поэтому наши каскарильеры решили действовать иначе: дон Пабло сменил Гуапо и держал броненосца, а индеец, раскопав землю вокруг животного, вытащил его из его убежища и, убив ударом топора по голове, отнес домой, где зажарил, не снимая с него брони.
Глава XXX. Оцелот
Все лето Гуапо, дон Пабло и даже Леон проработали над сбором хинной коры, не пропуская ни одного дня. Донья Исидора и Леона также не оставались праздными. Но кроме кухни и хлопот по хозяйству у них тоже было дело, обещавшее в будущем немалые выгоды: заготовление впрок ванили.
Несколько дней спустя после своего прибытия дон Пабло обнаружил в роще, находившейся позади сада, вьющееся растение, покрывавшее целый ряд деревьев. Оно походило немного на плющ и было усеяно зеленовато-желтыми цветами с белой полоской. В этой лиане он узнал ваниль – именно тот сорт, который французы называют «лек» и который ароматом превосходит все другие разновидности. Так как на каждом дереве было по нескольку лоз, он заключил, что растение это посажено теми же миссионерами, которым был обязан своим существованием сам сад.