Жилище в пустыне. Изгнанники в лесу

Взяв длинную веревку и взвалив свежую шкуру быка себе на плечи, вакеро предложил Гуапо последовать за ним и привести с собою обеих лошадей. Удалившись на довольно значительное расстояние от хижины, он подошел к вырытой в земле яме, очевидно, служившей ему уже в подобных случаях, и, опустившись в нее, растянулся на дне ее во всю длину, после чего накрылся бычьей шкурой, вывернув ее наизнанку, как будто для просушки.

Гуапо и лошади были оставлены здесь, чтобы обмануть кондоров, внимательно следивших с высоты за всем происходившим на равнине.

Однако вакеро так искусно спрятался в яме, что его невозможно было заметить, и, когда Гуапо удалился, уведя лошадей к хижине, кондоры не сомневались, что внизу осталась только растянутая на земле шкура, которую благодаря ее красному цвету они принимали за свежее мясо.

Вскоре они спустились, и самый крупный из них, бывший, без сомнения, и самым жадным, сел недалеко от вакеро. Не заметив ничего подозрительного, он мало-помалу приблизился и наконец вцепившись когтями в кожу, стал раздирать ее клювом. В это мгновение кожа вдруг приподнялась. Кондор взмахнул крыльями, намереваясь улететь, но тщетно: кто-то держал его за лапу. Остальные четыре ястреба взлетели и скрылись в высоте.

Леон думал, что вакеро сейчас выскочит из ямы, но хитрый охотник и не думал показываться: продолжая сидеть под шкурой, он старательно укрывал от пернатого хищника свою голову и плечи, так как знал, что ястреб при первой возможности выклевал бы ему глаза и, во всяком случае, разодрал бы когтями лицо.

Спрятавшись таким образом под кожей, вакеро привязал свою веревку к лапе кондора и кинулся бежать со всех ног. Хищник, почувствовав себя свободным, взвился кверху, не выпуская, однако, своей добычи.

Вакеро привязал свою веревку к лапе кондора и кинулся бежать со всех ног

У Леона вырвался возглас отчаяния: он думал, что кондор улетит совсем. Но вакеро держал другой конец веревки и благодаря упрямству ястреба, который не желал расставаться с окровавленной шкурой, скоро заставил его спуститься на землю, после чего при помощи Гуапо, не без труда и хитрости, продел кондору веревку в ноздри и, притащив его к хижине, привязал к колу.

Глава XI. Горная дорога

Охота на вигоней отняла немного времени, а поимка кондора и того меньше. Было еще очень рано, но дон Пабло торопился покинуть равнину, где его легко могли настигнуть враги, если бы только им посчастливилось напасть на его след. Сборы были недолги, и, взвалив на лам двух убитых вигоней, наши путники простились с вакеро и направились на восток.

К вечеру пуна была уже позади них, и они расположились на ночлег под скалой, выступавшей над ними в виде навеса. На следующее утро, едва взошло солнце, они снова тронулись в путь, направляясь в горы по дороге, становившейся час от часу труднее. Они спускались теперь по восточному склону Анд и через день-два надеялись добраться до опушки огромного леса, простиравшегося до побережья Атлантического океана. Они стремились скорее очутиться в девственной пуще, где единственными путями сообщения служат только реки и русла пересохших ручьев, где чаща местами совершенно непроходима, так что даже ягуар, преследуя свою добычу, вынужден перепрыгивать с одной вершины дерева на другую. Еще день, и дон Пабло рассчитывал с семьею проникнуть в «монтанью» – так ошибочно называется этот первобытный лес: ошибка тем более необъяснимая, что испанский язык чрезвычайно богат описательными терминами.

Несколько десятков диких индейцев, коренных жителей монтаньи, являются единственным населением этой обширной пустыни. Этих туземцев не сумели подчинить своей власти испанцы даже во времена своего могущества. Португальцы, живущие на противоположном берегу, не были счастливее в этом отношении. Время от времени тот или иной миссионер пытался обратить этих индейцев в католическую веру, но все его старания оказывались напрасными, и, если не принимать во внимание нескольких дорожных столбов да развалин давно покинутых миссий, монтанья представляет собою такую же неисследованную область, как и в ту пору, когда корабли Христофора Колумба⁶⁹ впервые взбороздили поверхность Караибского моря⁷⁰.

Испанцы никогда не могли утвердить там свое господство и основать колонию. Множество экспедиций отправлялось вдоль тамошних рек в надежде отыскать сказочную страну Маноа, властелин которой, по рассказам, каждое утро осыпал себя порошком из чистого золота, вследствие чего его называли «эльдорадо», что по-испански значит позолоченный. Но баснословная страна так и не была открыта, и испанские поселения не распространились по ту сторону Сиерры⁷¹ – гор, образующих первую цепь Анд, милях в двадцати-тридцати от больших городов, расположенных на возвышенных равнинах Перу.

Дон Пабло, таким образом, перешел границу цивилизованного мира; он мог еще встретить по дороге индейскую хижину, но ему было отлично известно, что человека белой расы там никогда не увидишь: он вступил в настоящую пустыню.