Жимолость

– То, что ещё недавно, – Никита говорил, но не отвечая на вопрос, а говорил сам себе, в пустоту, – вот буквально вчера казалось таким важным, теперь не имеет смысла. Как я могу оставаться уверенным в том, что мои нынешние цели, воззрения, убеждения имеют хоть какую-то ценность? Всё проходит, всё суета. И нет ничего постоянного. Всё меняется, меняет свою форму, даже своё содержание. Помнишь, что тебе казалось важным в детстве? А год назад? Всё изменится, не успеешь этого понять. Нет ничего постоянного. Остаётся только одно – искать что-то вечное. Либо это искусство, либо это Бог, либо вообще всё на Земле не имеет смысла… тогда и жить незачем, – Никита повернулся к другу и посмотрел на него стеклянными глазами на бледном, без кровинки, лице.

– Эй, ты чего?

– Ничего, – он отвернулся.

– Может, покурим?

– Ты умрёшь от никотина.

– Всё равно ведь жизнь не имеет смысла.

– Справедливо. Давай сюда.

И они сидели на узкой лавочке, убивали свои лёгкие и обсуждали насущные дела. В это время Алиса обсуждала с подругами, какой Роман «придурошный» и глупый, и какие все парни дурные. Алиса давно была влюблена в Романа, ещё со второго курса, но никак не собиралась признаться или сделать хоть какой-то шаг. Она считала, и была тверда в своих убеждениях, что мужчина должен сам опознавать намерения девушки, и вообще, если бы она ему нравилась, он бы как-то это показал. А он в свою очередь с кем только не перевстречался, перегулял и переспал, не особо об этом распространяясь, разве что Никите, а потому до Алисы долетали слабые искажённые слухи, которым она не верила и думала, что он, как и она, хранит целомудрие и ждёт ту самую. Но та самая не могла позволить себе сделать первый шаг, а потому дело не двигалось с места.

– Ты бы об Алисе подумал, – сказал Никита, выслушав историю о нагибаниях и наклонах Кристины. – Ты ей нравишься, это и дураку понятно. А ты всё таскаешь её везде за собой, как подружайку, смотришь при ней и даже обсуждаешь других девушек, никакого внимания ей не уделяешь.

– Да ну, какой там нравлюсь. Мы друзья, причём уже давно. Если бы что-то было, то я за эти годы уж понял бы.

– Дураку не понятно…

– Иди ты. Лучше расскажи, как у тебя дела с этим.

– С чем?

– Ну, с этим самым.

– С этим никак. Мы же с Мариной больше не видимся.

– Да ну?

– Ты псих, мы месяц как разошлись.

– Но встречались же пару раз после.

– Да, ну и хватит. Неприятное чувство остаётся после этого, как будто мы друг друга использовали и пошли по своим делам. Я сказал, что так продолжаться не может.

– Ты отказался? Сам? Ну ты и мудак.

– Послеразрывные связи нужно прекращать как можно скорее.

– Напиши об этом книгу.

– Сам напиши, ты же у нас писатель. Кстати, расскажи что-нибудь из последнего.

– Не писатель, а поэт. Писатель – это в будущем, – Роман откашлялся, встал, несколько раз вдохнул-выдохнул и начал:

Не отказывайся, не спеши,

Не пытайся сдержать пожар;

Не отмахивайся, не туши

Души трепет и сердца жар.

Запретный, чуть кусанный плод -

Вкусней всего райского сада.

Скоро жизнь пролетит, и вот,

Ничего уже станет не надо.

– Браво! Брависсимо! Рассказывал кому-нибудь?

– Скинул Кристине.

– И что она?

– Цитирую: «Норм стих».

– Нынче стихами женщину не соблазнишь.

– Да,

Не диво, что в награду мне за такие речи

Своих ног никто не кладёт на плечи.

– Брат, если бы я был девушкой…

– Я знаю, брат, – оба одновременно потянулись друг к другу и дали по рукам, образовав громогласный хлопок, пролетевший все улицы этого города, или даже мира, ознаменовавший, что два человека пришли к солидарности.

Затем друзья решили ещё подпортить своё здоровье, отправившись в магазин за самым дешёвым и отвратительным напитком, содержащим невероятное количество градусов на объём 0,5.

– Как поживает Елена? – вдруг спросил Роман.

– Меня почему-то напрягает, когда ты называешь мою мать по имени.

– Почему? Она моя прекрасная Елена, самая прекрасная милфа во всей Элладе.

– Заткнись.

– Ладно, – помолчали. –  У тебя деньги-то есть?

– Не уверен. Давай решать проблемы по мере поступления.

Парни вошли в магазин, славящийся своими просроченными продуктами и дырявыми упаковками, заклеенными скотчем. Полки были забиты неизвестными наименованиями, бог знает откуда взявшимися, вздутыми упаковками кефира, старым чёрствым хлебом, шампунем, который разъедает волосы, и алкоголем, дешёвым и безжалостным. На шатких полках были выставлены алкогольные напитки различных названий, сплошь неизвестные и не внушающие доверия. Друзья долго ходили меж стендов, оценивая бутылки и банки, прикидывая, что из этого меньше навредит или хотя бы не вызовет рвотного рефлекса.