Жёлтая книга

«… На мой взгляд, это лучшие твои стихи – я читал и перечитывал, пока не выучил наизусть. Думаю, это стихотворение многих заставит замереть.

…я краток…»

Краток не только ты, всё ненадолго.

«Весь наш оптимизм исчезнет, когда столкнётся с реальностью смерти…»

За два месяца до… ты прислал снимок квинтэссенции своей жизни, пометив фразой «…и это всё?»

Мне стало страшно. Совсем. И вышло то, что вышло:

И это всё?! Вам мало дней ненастных?!

И солнечных?! И чувств, как солнце, ясных!?

Морщины жизни… Что же, ясень строен,

Покуда стоек, весел и спокоен.

А нам как быть?! Ведь гоним зиму в лето,

И, огорчившись, сетуем на это.

Но сами, мы, сминаем время. Кромка

Всегда остра, да льдинка тает ломко.

Как наш намёк, на всё, что так, казалось.

А отвернёшься – сбудется, сказалось.

У мачт мечты – один навеки парус.

Попутный ветер, ванты, стеньги, старость…

«– Не заставляй меня плакать…»

«– Тьфу ты, Серёга! Да что ж такое?! Меньше всего я хотела тебя задеть… Прости, друг мой. Прости!»

«– Я не в том смысле – ведь плохие стихи не задевают – Спасибо тебе!»

Я помню твой голос. Он звучит во мне, совсем рядом, разбиваясь о лёд того озера, вид которого заставлял биться твоё сердце, суть которого теперь только одна – твоя душа.

Неужели это и вправду всё? Я схожу с ума.

Nota Bene

«Он завещал развеять свой пепел над озером Онтарио… Там есть лавочка с табличкой его друга, … <его> будет второй.»

«Обратите внимание на порванные уши, белки Дугласа часто дерутся между собой (как бурундуки).

Они ненамного больше бурундуков, но поменьше обычных белок…

Я обронил пакетик с орешками.. – у бедной белочки проблема – как достать?

Лесные крольчата подросли…, набрались опыта и кто выжил, те стали пугливыми и к себе не подпускают.

Увы, у нас зайцев нет. – Севернее – там много. У нас просто тьма диких кроликов

Кардинал – яркий, красный и прекрасный.

Я как-то попробовал покормить – у неё такие острющие коготки (про сойку).

Торонто. Зима – на улицах соли больше, чем снега

Счастье. (Снимок собаки, которая смотрит на хозяина.)»

Зависть

Шумно шагает лес, роняя звуки и ветви. Верхушки деревьев ровняют небосвод.

С тревожным хрипом о нелёгкой своей жизни, вздыхает под немые снисходительные хлопки хохлаток.

Встречая радушным теплом, провожает, пронизывая ледяным нехитрым взглядом, гонит прочь:

– Мешаешь…

Заплаканная с ночи трава не смеет молвить – о чём, а вослед – рогатины веток, подножки корней:

– Ты тут лишний, ничей…

Шмель сердИт, вдогонку сЕрдит недовольным басом. И.…хоть бы какой птичий оклик. Молчат. Только дятел, выбиваясь из общего настроения, расстроенно стонет, и вторит ему в унисон из просвета меж облаками ястреб.

Грибы несмело раскрывают зонтики очередному ливню. Теснятся, задевают друг друга шляпками, и непременно вежливо приподнимают их друг перед другом:

– Прошу меня простить. Не хотел. Был неправ.

Крапива, щеголяя юношеским пушком, и стесняясь его, задириста, своенравна, малина, нервно сдувая тонкий локон со лба, крутится тут же, хочет казаться своей. Пытается не упустить своего и чистотел, не упуская момента блеснуть едкой сутью сарказма.

Разлинованная хвоя сосен, гусеницы ольхи, цветущие яблони с застрявшими промежду пальчиков комочками хлопка, – всё невпопад.

Береста, рачительно обернув полена, миролюбиво утомлена. Бледностью своей напоминая о недавнем снеге, готова хоть сейчас в печь. Но петушиный крик осины со стороны леса останавливает её порыв, и, сплетясь руками с очередным порывом ветра, она со всем жаром страстной натуры устремляется прочь. От ливня, снега, от себя самой. Туда, где горчит её густая кровь и к липким, длинным до плеч серьгам льнут пчёлы. Где иволга, сияя оправой драгоценного взгляда, любуется каплей воды, прежде, чем насладиться ею, в известной всем мере. Хотя…у каждого она своя.

Ветшают мерки. Разменивая их на означающие пустоту мелочи, ищем, кого бы обвинить в своей оплошности.

– Его! – указывая на нас кричит ястреб.

Едва ли отыщется тот, кто не укорит юных в младости. Так то – из зависти к тому, что едва ли успел сполна познать сам.

А ветер? Тот, по-обыкновению наломал дров.

Скорая

"Врачом становятся ночью"

(Из старой статьи в медгазете)

I

Три часа ночи. Отверстия диска предательски вырываются из-под пальцев. И ведь всего-то – набрать две цифры «ноль-три». В конце концов, удалось взять себя в руки и, после длинного гудка:

– Скорая слушает.

– Скорая! Скорая! Приезжайте скорее! У него давление сорок на шестьдесят!

– Вы врач?

– Да нет же, нет! Приезжайте!

Это было впервые в моей жизни, – наблюдать за тем, как с кровати на пол падает человек. Ещё мгновение назад он спокойно спал и вдруг начал хрипеть, задыхаться и, в надежде зачерпнуть глоток воздуха со дна, поближе к земле, скатился на ковёр…

Врачи скорой помощи уехали, оставив после себя лёгкий запах спирта и табака да пустые ампулы от хлористого кальция, магнезии, дибазола с папаверином на блюдце.