Жёлтые розы для актрисы

До парковки ротик Люси не закрывался, говорила она о страшно важных своих проблемах, абсолютно ему неинтересных. В салоне кроссовера Люся осмотрелась, попала-то в автомобиль Иннокентия впервые и, как натура до жути завистливая, потрогав пальцами светящиеся приборы, с подозрением осведомилась:

— И что, зарплаты монтировщика хватает на этот автобус?

— Нет, разумеется, — засмеялся он, выезжая с парковки.

— Странно. На что же ты живешь?

— Я неплохо зарабатывал, по машине разве не видно?

— Ну, да, да… Ты нездешний, я сразу поняла. Из Москвы, да? По разговору видно. А че сюда занесло?

Вот детективша хренова — все ей надо! Причем выстроит собственную теорию, ничего не имеющую с действительностью, и будет делиться домыслами в театре, выдавая их за правду. Только какой бы хитрой Люся ни была, он умнее, значит, и хитрее, Иннокентий караулил ее не зря.

— Дядя умер, оставил наследство, но оформление… о, сколько времени забирает это дело. Дома сидеть скучно, я нанялся в театр, другой работы не имелось. Но у вас неспокойно.

— Ты про что?

— Про софит. На моих глазах грохнулся прямо в кресло.

— Ой, не говори, — махнула рукой Люся с самым озабоченным видом, на какой была способна. Она вроде добровольной хозяйки в театре, а хозяйку заботит порядок в ее доме. — Черт-те что творится, прям мистика какая-то.

— Мистика в упавшем фонаре? По-моему, мистикой тут не пахнет, всему виной человеческий фактор.

Вот как хочет, так пусть и понимает, что он имел в виду под человеческим фактором — то ли безалаберность, то ли злой умысел. Она поймалась на удочку:

— Точно, фактор. Ходят слухи (а слухи идут исключительно от нее), что софит упал не случайно.

— Да ну! Вообще-то вам виднее, вы же давно работаете в этом театре, лучше знаете, кто чего стоит. И что слухи еще докладывают?

— Никому не скажешь? А то меня закопают…

— Я могила! — Для верности Иннокентий ударил себя кулаком в грудь. — Клянусь мамой, папой, братьями и сестрами — никому, никогда.

— Короче так: какая-то сволочь пооткручивала болты!

— То есть специально… сбросили на Боярову?

— В кого целились, я не могу сказать, — увильнула от прямого ответа Люся, — но упал софит на Сашку. И вот что интересно: не занятые в спектакле артисты бродили в тот день за кулисами. Почти всех я видела, еще подумала: какого черта приперлись на прогон? Репетицию своей хрени Пуншин отменил, чего им не сиделось дома?

— Так интересно же, что получилось у главного…

— Ой! — очередной раз махнула рукой Люся. — Ты не знаешь, какие это заразы. Что бы там ни получилось, хоть шедевр, им все не так будет. Раз их в спектакле нет, он заведомо плохой.

— Ох, Люся, теперь вы меня напугали. Это что ж выходит, в театре завелся преступник? Никогда бы не подумал, что артисты способны…

— Вот слушай меня: втихую на все способны! Наш главный — такого еще поискать надо, так нет же, втихаря заговор плетут, чтоб сместить его.

— Серьезно?! — ужаснулся Иннокентий. — А кого на его место?..

— Кого, кого… Пуншина!

— Это же абсурд! Геннадий Петрович классный режиссер, а Пуншин никакой. Да нет, очень плохой. Бездарный. Артисты дураки, раз идут за ним?

— Есть немножко. Все хотят блистать, все хотят быть первыми и ждут перемен для себя (!) после переворота.

— Блистать? — усмехнулся он, подразумевая: где блеском слепить народ, в дыре, что ли?! — А Саша причем? Ну и сбросили бы софит на Крокодила Гену.

Он как раз подогнал машину к подъезду, заглушил мотор и ждал, развернувшись всем корпусом к ней, а она не торопилась хватать тяжеловесные сумки и бежать домой к плите, утюгу, детям. Люся что-то там соображала про себя, выпятив губы и уставившись в одну точку. Лобовое стекло быстро залепил снег, в салоне было тихо — Иннокентий не включал музыку. Но вот она взглянула на молодого человека и, слегка наклонив голову, приперла его к стенке даже не вопросом, а утверждением:

— Нравится тебе Боярова!

— Ну, да, нравится. Только я не нравлюсь ей.

— Тю! А че ей надо? — вытаращилась Люся, потрясенная до глубины души. — Не пьешь, не куришь, не хамло какое, молодой и красивый. Мой Коля (муж любимый) говорит, что тебя нужно из монтировщиков в артисты перевести, а то у нас глаз не на ком остановить, не герои, а фуфло тощее.

— Ну, раз Коля говорит… — рассмеялся Иннокентий. — Только у меня таланта нет. И все же вы долго думали, значит, что-то вас настораживает? Я о Саше…

— А вот никак не пойму, при чем здесь Боярова, — задумчиво заговорила Люся, легко вернувшись к предыдущей теме. — Вот нестыковка полная. Наши артистки, конечно, от зависти зеленеют, так они же Бояровой в подметки не годятся, всем это видно.

— Значит, женщина? Поймите, Люся, я опасаюсь за жизнь Саши, вчера софит упал, а завтра что упадет? И, не дай бог, попадет.

— Вот не знаю, клянусь! — В подтверждение клятвы, она ударила себя кулаком в пышную грудь. — Но что я тебе скажу… Когда к нам приехала Боярова, ее сразу Геннадий Петрович ввел в репертуар — ну, так красоту такую грех не показывать людям. И вдруг однажды, месяца эдак через четыре, к нам приезжает мужик один…

— Откуда? — подхватил Инок.