В-третьих, потерпев почётное поражение в холодной войне с Западом, обратились в не вытекающее из почётной природы поражения позорное бегство. Сдали всех, начиная с верных союзников. Бросили — и по-прежнему бросаем — все, во что вгроханы всенародные миллиарды. «Ах ты, дурилка картонная», — думает каждый очередной друг Билл про своего московского контрагента. А когда мы порой взбрыкиваем — это, с оглядкой на уже происшедшее и по-прежнему происходящее, выглядит ещё смехотворней.
Перестройка обернулась системным кризисом, а затем и всеобщим крахом. Её библейские плоды — колбаса и свобода — также весьма двусмысленны: сейчас, двадцать лет спустя, объевшимся колбасой не хватает свободы, а объевшимся свободой не хватает колбасы — все той же пресловутой колбасы за два двадцать. Свобода, похоже, скоро закончится, а колбаса так и не начнётся. Особенно если и ту и другую монетизируют. Что — применительно к свободе — уже идёт полным ходом.
Второй по значимости итог двадцатилетия: мы в цивилизационном смысле отброшены назад — не на двадцатилетие, а навсегда. А главный итог подсказал польский остроумец: воистину нет такой бездны, куда не постучались бы откуда-нибудь снизу. Стучатся и к нам — потомки.
Комбинация из двух сидельцев
Интервью полковника Квачкова газете «Завтра» — ещё одно звено в цепи загадочных событий, связанных с именем этого — в кавычках или без — патриота с безупречным послужным списком. Глумливый по отношению к объекту неудачного покушения и собственной роли в нем тон интервьюируемого — я говорю, что не участвовал в преступлении не потому, что не участвовал, а потому, что не считаю покушение на Чубайса преступлением; впрочем, я в этом деле и вправду не участвовал, иначе бы оно не завершилось неудачей, — больше всего напоминает реплику из пародии на давний роман-памфлет Всеволода Кочетова: «Скажи мне, отец, как на духу: был 1937 год, или это враги клевещут?» — «Не было, сынок, никакого 1937 года, не было, это враги клевещут… Но будет!»
Рассуждения полковника про Временный Оккупационный Режим (ВОР — так с незапамятных пор именовали его в той же газете «Завтра», но с какого-то времени прекратили), естественно, и неверны, и банальны. Оккупационный режим наверняка оказался бы более эффективным, да и куда менее коррумпированным, чем тот, что сложился у нас на деле. А что на деле сложился режим компрадорский, так с этим вроде бы никто и не спорит.
Вернёмся, однако, к цепи событий, начатой покушением на Чубайса. Моментальный выход следствия на преступников; задержание; сбор доказательной базы — не забудем и о благодарности «органам» из уст главного энергетика страны; предъявление обвинения; арест. Помещение подозреваемого Квачкова в одну камеру с Ходорковским; выдвижение последнего в депутаты; отказ Квачкова включиться в предвыборную борьбу против сокамерника; согласие Квачкова баллотироваться по другому округу; регистрация кандидатом; интервью газете «Завтра».
Каждое из этих событий по отдельности столь маловероятно, что само по себе способно стать сенсацией. И уж подавно сенсационно «все меню». Но если попробовать вычленить самое невозможное, то им, разумеется, окажется совместное «сидение» с Ходорковским. Воля ваша, но таких совпадений не бывает!
А раз так, то вся история с интервью волей-неволей раскручивается в обратном направлении и поддаётся интерпретации в столь конспирологическом духе, что пришлось бы по вкусу и самому бредящему всемирным заговором полковнику. Которого, похоже, используют втёмную. Не очень понятно, правда, кто использует, поэтому назовём этого человека просто Куратором. И вообще, все, что будет изложено дальше, не более чем версия. Рабочая гипотеза, верить которой необязательно, особенно если вы в состоянии предложить столь же внутренне непротиворечивую собственную.
Итак, Куратор приказывает полковнику «припугнуть» Чубайса, который, не исключено, в курсе дела. Полковник «пугает» — и его, по наводке Куратора, «вяжут». И сажают в одну камеру с Ходорковским. И разыгрывают трехходовую комбинацию с довыборами в Думу, чтобы «раскрутить» полковника и сделать его по возможности соизмеримой с опальным олигархом общественной фигурой. А затем дать этой общественной фигуре высказаться — так, как она высказалась и собирается высказываться и впредь. А там, чем черт не шутит, и впрямь доизбрать Квачкова в Думу!