Жираф Джим

— Знаешь, что, Эдди. По-моему, тебе надо в отпуск.

Эдди качает головой.

— Холодно сейчас в отпуск.

— А ты поезжай куда-нибудь, где жарко.

— А там слишком жарко, — говорит он и заводит меня к себе в спальню. — В общем, дома оно всяко лучше.

Я молча киваю.

— Ты, Скот, прикольный чувак. Сперва приходишь ругаться, что моя антенна забивает твой телик, а потом идешь смотреть мой.

Я еще только вошел в спальню Эдди, а меня уже тянет уйти восвояси. Одна половина двуспальной кровати завалена переплетенными проводами самых разных цветов и оттенков. Даже, наверное, больше, чем половина, так что место для Эдди остается лишь с самого краешка. Телевизор стоит под окном, в окне светит солнце, и ореол яркого света окружает экран, по которому идет «снег» — в виде трескучих голубоватых пушинок. Эдди передает мне пульт.

— Вот. Настрой эту зверскую антенну. Она управляется с пульта.

Антенна, надо сказать, у него огромная. Больше, чем автомобиль типа хэтчбек или даже универсал. Я пытаюсь разобраться с пультом и явственно слышу, как антенна поворачивается на крыше. Картинки на экране сменяют друг друга, словно в калейдоскопе. Ковбой, примеряющий новые джинсы. Борцы сумо. Животные, показывающие фокусы.

— Качество картинки оставляет желать лучшего.

— Это помехи.

— Откуда бы?

— С твоего телика.

— Если наш телевизор тебе мешает, надо было сказать нам сразу. Мы бы его выключили.

— Это было бы не по-соседски.

— Да, наверное, — говорю я, покраснев от стыда. — Эдди, слушай. У меня есть идея. Как тебе должно быть известно, я работаю на телевидении. Мои коллеги сейчас тестируют опытный образец новой телевизионной антенны, самой высокой из всех существующих на данный момент. Можно договориться, чтобы ее установили здесь, у тебя в саду.

— У меня в саду?! Правда?!

Я киваю.

— Вот блин, на фиг, — говорит Эдди, и глаза у него как два футбольных мяча. — Может быть, я и не прав. Может быть, не все в жизни — дерьмо.

* * *

Три дня спустя. Мыс Эдди в саду за Эддиным домом, взираем на новую антенну. Такая высокая, толстая, оплетенная венами проводов, с закругленной верхушкой — она что-то мне напоминает. Вот только никакие могу понять, что же именно.

— Нет слов. Блин, нет слов.

— Ага, — отвечаю я тупо. Потому что не знаю, что еще можно сказать. У меня тоже нет слов.

— Жены, жалко, нет.

— Думаешь, эта штука произвела бы на нее впечатление?

— Нет. Просто я думаю, кто будет чистить эту хреновину.

— Семейная жизнь — это не для тебя, да, Эдди?

— По мне так, как ни крути, а семейная жизнь — дерьмо.

— А вот я доволен семейной жизнью, — говорю я, улыбаясь жене через изгородь между участками. Она машет в ответ, вытащив тонкую руку из кармана своей длинной коричневой юбки. — Мы с Воздержаньей счастливы вместе. Мы с ней радуемся друг другу, как дети — праздничному пирогу.

— Пирогу с дерьмом.

— Вовсе нет, — говорю я в защиту пирога. — С черникой и яблоками. И с толстым слоем сахарной пудры.

— Сахар вреден для зубов, — говорит Эдди, демонстрируя свои плохие зубы. — Вон те ребята. — Он кивает в сторону электротехников, которые установили антенну и теперь наслаждаются заслуженным отдыхом за чашкой чая во внутреннем дворике. — Ты не обратил внимания, по сколько сахара они положили в чай? Каждый — по пять кусочков. Хотя в своем деле они мастера, ничего не скажу. Они знают, как установить антенну.

Один из техников вытирает о траву подошвы ботинок в бетонной крошке и подходит к нам.

— Тысяча тонн стали. Пятьдесят метров в высоту, десять метров в диаметре. И мы ее установили.

— Да, ребята, вы — сила, — говорит Эдди. — А теперь можно ее подключить?

Техник качает головой.

— Она еще не прошла испытания. Может закоротить, так что всю улицу вырубит. Электричество, в смысле. Ладно, ребята, пошли.

Они собирают свои инструменты, и тут на них падает тень, зловещая голубоватая тень. Будучи типичными пролетариями, они, конечно же, ничего не замечают, как не замечает и Эдди. Но я ее вижу и узнаю первый член отношения, выражаясь математическим языком. Разумеется, это Джим. При его неизлечимом психозе на всех и вся, что может составить ему конкуренцию и затмить его призрачный блеск, потусторонний жираф разросся почти до размеров антенны, на которую в данный момент и пытается взгромоздиться. Взгромоздиться, прошу заметить, с целями малоприличными, я бы даже сказал, непотребными.

— Джим, не лезь на нее. Не надо, — кричу я ему. — Она еще не прошла испытания.

— А чем, ты думаешь, я занимаюсь? Как раз испытываю на прочность, — говорит Джим, яростно совокупляясь с неподключенным опытным образцом. — Если она это выдержит, она выдержит все.

— Надеюсь, ты не забыл надеть презерватив?

— Ты что, совсем идиот?

— Почему ты всегда обзываешься? Это что, защитный механизм? Речь — твой вербальный доспех?

— Погоди, — говорит Джим, — я сейчас кончу. — И тут же кончает, облив всю антенну вязкой белесой субстанцией. — Так на чем мы там остановились?

— Вот ты мне и скажешь.