Жираф Джим

— Да, сурово. Нельзя так с животными, — говорю я в защиту жирафа-призрака. — Ты себе умираешь, можно сказать, никого не трогаешь, а тебя — раз и пристрелят. А еще говорят: не пинайте дохлое млекопитающее.

— Да нет, это даже и к лучшему. — Он швыряет кассету на диван. — Завершатся мои мучения. Пуля промеж глаз — и все кончится. А то это паршивое существование в пограничной сумеречной зоне меня достало.

— Но как можно застрелить бесплотное существо?

— Большой, нехреновой такой пулей.

Я не знаю, что говорить. Да и что можно сказать жирафу, у которого нет ничего. То есть вообще ничего. Который рискнул своей пятнистой шкурой, чтобы спасти твою однотонную. Помочь тебе добрым, хотя и дурацким советом.

— Ну ладно. Было приятно с тобой познакомиться, Джим.

— Эй, погоди, — говорит призрачное животное, когда я пытаюсь вытолкать его в прихожую. — Хочу тебя попросить об одном одолжении. Можно я у тебя поживу пару дней?

— Мне показалось, что ты говорил, что тебя пристрелят.

Он ухмыляется.

— Сперва им надо меня поймать.

— Но еще пару секунд назад ты был готов сдаться.

— Может быть, я и жираф, но никак не кретин. Я ухожу в самоволку. Ну, что скажешь, приятель? Всего пару дней. Пока не придумаю, что делать дальше.

Я задумчиво почесываю подбородок и качаю головой.

— У вас же есть лишняя комната.

— Ты имеешь в виду кладовку? Это нелишняя комната, это кладовка для всякого хлама. Ты у нас всякий хлам?

— Я мог бы пожить у твоей сестры.

— У нее аллергия на шерсть.

— Я мог бы спать с ее дочкой.

— Джим, она же еще ребенок.

— Дети любят животных.

— Но ты извращенец.

— Ладно, намек понят.

— И не забудь свою заколдованную кассету.

— Можешь оставить ее себе, — говорит Джим. — Злобный анус.

— Опять обзываешься? Может быть, хватит уже? Слушай, я тут подумал… давай подождем Воздержанье, она скоро вернется из агентства по усыновлению. Посмотрим, что она скажет.

Джим уныло качает головой.

— Стой, призрак!  [3]

— А не пошел бы ты на хрен?

И вот так, нагрубив на прощание, жираф-призрак уходит.

Дядюшка Тянем-Потянем

После без малого двух недель беспокойства, когда жираф-призрак приходил каждую ночь, теперь меня беспокоит его отсутствие. Я все думаю, как было бы здорово снова увидеть хотя бы кончик его длинного носа. Промучившись пару часов, я поднимаюсь с кровати, подхожу к шкафу, открываю дверцу и заглядываю туда, внутрь. Ничего. Даже чисто символической кучки фекальных масс.

Пуховое одеяло на кровати жены издает тихий шелест. Воздержанья сидит на постели и удивленно таращится на меня.

— Скотт, что ты делаешь?

Я закрываю шкаф и возвращаюсь в постель.

— Мне показалось, я что-то слышу. И я подумал, что кто-то пробрался в дом.

— И ты искал его?

— Да.

— В шкафу?

— Да, — говорю. — Или. Это… Рубашку искал.

— Рубашку?

Я молча киваю.

— Скотт, тебя что-то тревожит?

Я качаю головой.

— У тебя что, неприятности на работе?

Я снова качаю головой. У жены черный пояс по языку жестов, так что она запросто может читать мою жестикуляцию даже в полной темноте. Я ложусь на спину и смотрю в черное пустое пространство, где вообще-то полагается быть потолку.

— Воздержанья, а ты когда полировала сервант… Тебя это… э… возбуждало?

— Какой ты смешной. — Мне слышно, как она взбивает подушку, прислоняет ее к стене и садится. — Возбуждает ли меня полировка мебели? Во всяком случае, мне нравится это занятие. Как и всякое монотонное действие, оно не требует сосредоточенности, и можно думать о чем-то другом. Мысли так разбредаются…

— И куда забредают?

— Да так, никуда. Например, мне представлялось, что я лежу на лугу. В траве. Снимаю туфли и хватаю стебельки цветов пальцами ног. Да, а потом я поднимаю глаза и вижу этого большого коня. Такой вороной жеребец, очень красивый. Он сдирает с меня юбку зубами.

— Как грубо. А что было потом?

— Он взобрался ко мне на спину и поскакал. Ну, на мне.

— Ты хотела сказать, ты взобралась к нему на спину. Села в седло, взяла в руки поводья, и он помчал тебя по зеленому лугу.

— Нет. Я все правильно говорю. Это он был на мне.

— Как-то оно странно.

— Он вообще странный конь. Совсем не такой, как все.

Я киваю. Я так и думал. Всего лишь невинный полет фантазии. Жираф Джим ошибался. Кстати о жирафах.

— Воздержанья, ты веришь в призраков?

— Нет, не верю.

— А в таких… очень высоких призраков?

— Слушай, Скотт, тебе точно надо как следует выспаться.

Я себя чувствую идиотом. Теперь я даже рад, что в комнате темно. Когда рядом жена, а ты вдруг чувствуешь себя идиотом, лучше, чтобы это происходило в полной темноте. Я жду, пока ее дыхание не станет спокойным и ровным, потом пересекаю нейтральную полосу, потихонечку забираюсь под одеяло и обнимаю жену. Обнимаю ее крепко-крепко. Крепче уже не бывает. Потому что, похоже, мне остается совсем мало времени на этом свете. И я могу обнимать ее лишь на временной основе.

Я сам почти засыпаю, но тут комната вдруг озаряется желто-голубоватым сиянием, и — догадайтесь, кто к нам пришел?