Жирный

- На десерт, — говорю я жирному, — мы можем предложить «Зеленый фонарик» — это пудинг с под­ливкой, а еще у нас есть чизкейк, ванильный плом­бир и ананасовый шербет.

- Мы вас случайно не задерживаем? — пыхтит он с озабоченным таким видом.

- Ну что вы, — говорю я. — Конечно, нет. Не торо­питесь, — говорю. — Я принесу вам еще кофе, а вы пока решайте, что будете на десерт.

- Признаемся честно, — говорит он, и слегка поерзывает на стуле. — Мы бы взяли «Фонарик», впрочем, и от ванильного пломбира мы бы тоже не отказались. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы ведь уже говорили, что проголодались, — говорит он.

Я отправляюсь на кухню, чтобы самой просле­дить, как будет готовиться его десерт, и Руди тут же выдает:

— Гарриет говорит, ты там какого-то циркового урода обслуживаешь. Он правда такой жирный?

А сам уже снял фартук и поварской колпак, ну, са­ма понимаешь.

— Руди, он, конечно, жирный, — говорю я, — но не в этом дело.

А он только ржет в ответ.

- Сдается мне, она неравнодушна к толстячкам, — ехидничает он.

- Смотри в оба, Руди, — говорит Джоан, которая как раз вошла на кухню.

- Я начинаю ревновать, — говорит он ей.

Я ставлю «Фонарик» прямо перед жирным, а ря­дом еще большую порцию ванильного пломбира с шоколадным сиропом.

— Спасибо, — говорит он.

— Ешьте на здоровье, — говорю, и у меня возника­ет какое-то странное предчувствие.

— Хотите верьте, хотите нет, — говорит он, — мы не всегда столько едим.

—А я вот ем, ем, и все никак не могу поправиться, — говорю я. — А так хотелось бы поправиться, — гово­рю я.

— Нет, — говорит он. — Нам бы не хотелось, но у нас нет выбора. Выбора нет.

Потом он берет ложку и начинает есть.

И что дальше? — спрашивает Рита, прикуривает одну из моих сигарет и придвигает стул поближе к столу. — Становится все интереснее, — говорит она.

- А дальше ничего. Это все. Он доел десерт и ушел, а потом мы пошли домой — я и Руди.

- Ну и жирдяй, — говорит Руди, и потягивается, как обычно, когда устает. А потом смеется и снова утыкается в телек.

Я ставлю чайник и иду в душ. Кладу руку на живот и пытаюсь представить, что было бы, если бы у ме­ня были дети и один из них оказался бы таким же жирным.

Потом наливаю в заварочный чайник кипяток, ставлю на поднос чашки, сахарницу, коробку обез­жиренных сливок и несу все это Руди. А Руди гово­рит, словно только об этом все время и думал:

— Знал я как-то одного жирного мальчишку, когда был маленький, даже двоих, жирных-прежирных. Какие же это были толстопузы, боже ты мой. Их имен я не помню. Одного звали Жирным, иначе и не называли. Этого, который жил в соседней квар­тире. Другой появился позже. Его звали Студнем. Все, кроме учителей. Студень и Жирный. Жалко, фотографий не осталось, — сказал Руди.

Я не знаю, что ему на это ответить, мы пьем чай, и чуть погодя я иду спать. Руди тоже встает, выключает телевизор, запирает входную дверь, и начинает расстегивать пуговицы.

Я залезаю на кровать, отодвигаюсь к самому краю и ложусь на живот. Но Руди все равно за свое, как только выключает свет и ложится. Я переворачива­юсь на спину и начинаю понемногу расслабляться, хотя мне ничего и не хочется. И тут на меня вдруг находит... Когда он на меня забирается, мне вдруг начинает казаться, что я жирная. Мне кажется, что я жутко жирная, такая жирная, что Руди просто кро­шечный, и я его совсем не чувствую.

— Забавная история, — говорит Рита, но я вижу, что она не знает, как на нее реагировать.

Мне становится не по себе. Но я не собираюсь ни­чего ей объяснять. Я и так уже рассказала слишком много.

Она сидит и ждет, теребя волосы своими изящны­ми пальчиками.

Интересно, чего еще она ждет?

Сейчас август.

Моя жизнь скоро изменится. Наверняка.